Белая тигрица

Голос у нее был совсем тихий и перепуганный. Она опять что-то готовила, волосы были убраны, рукава закатаны, талия обвязана передником с огромными карманами. Мне казалось, я знаю эту женщину сто лет, что она моя. Была, есть и будет во веки веков. И я давно, безумно давно, целые сутки ее не видел!

— Все нормально, — сказал я, — заблудился немного.

— Нормально! Мы не знали, что подумать…

— А где Нолли?

— Куда-то пошла. Кажется, опять к портнихе.

— Так мы одни?

— Мартин!

Она остановила меня осуждающим взглядом, щеки ее вспыхнули как георгины.

— Не бойся, — вздохнул я, — ничего не случится. Ты умрешь такой же непогрешимой, как твой брат.

Изольда поджала губы и отвернулась.

Я взял холодную котлету с булкой и поднялся к себе. Кровать была не убрана, Нолли не любила этого делать. Под кроватью лежала моя сумка, набитая деньгами, я высыпал в нее содержимое своих карманов и задвинул обратно. Я мог бы стать очень богатым, если б я таковым уже не был. Нарцисс сдержал свое слово: у меня было всё, всё, всё, всё! Кроме свободы.

Сначала я об этом не догадывался, я упивался своей властью, я был вполне согласен с теми, кто называл меня некоронованным королем Лесовии, нет, не королем шутов. Это были уже не шутки…

Нолли застала меня сидящим на полу возле кровати.

— Объявился!

— Не сердись, я просто заблудился в лесу.

— В лесу? Я думала, ты уже у своего Эриха.

— Ну что ты говоришь!

Она как стояла, так и села на пол у двери и заплакала.

— Нолли, ты что?

— Я думала, ты меня бросил…

— Иди сюда, не плачь… Не брошу я тебя, никогда не брошу.

— Нет, я с ума сойду!

"Это я с ума сойду!", — подумал я, прижимая ее к себе.

В который раз я пытался понять, как же это случилось? Как получилось, что я разрываюсь теперь на части и ничего не могу поделать? Какая-то злая шутка судьбы! Или просто та самая расплата?

Графиня Андорм никогда не жаловала меня особым вниманием, она очень редко бывала при дворе, так как муж ее был уже не в чести у Эриха. Не без моей, конечно, помощи. Я только заикнулся, что не выношу его общества, и этого было достаточно. Граф знал, что так оно и будет, он зашел ко мне потом и предупредил, что я плохо кончу.

Потом королева-мать взяла ее в свою свиту. Мы стали видеться почти каждый день, но Лючия Андорм была подчеркнуто холодна со мной. Однажды, во время какой-то пирушки, я подошел к ней и просто из нахального любопытства спросил:

— Графиня, вы сердитесь на меня за своего мужа?

— Я?! — она как-то растерялась, — с чего вы взяли?

— Наверное, показалось, — улыбнулся я и отошел.

В тот вечер мы больше не разговаривали, только переглядывались.

Утром Нарцисс притащился ко мне в спальню и капризно заявил, что все дворцовые шлюхи ему надоели, и хочется чего-то новенького. Например, Лючию Андорм. Кстати, она просто прелесть, а на графа уже плевать. Мне тоже было на графа плевать, но и мстить ему уже не хотелось. Я был удовлетворен.

— Как хочешь, — сказал я, — но, по-моему, она упряма и холодна как треска.

— Это только видимость. У нее в глазах черти.

— Не замечал.

— Ну конечно! Она же в меня влюблена, а не в тебя!

— Ну, разумеется, — усмехнулся я, — кто бы сомневался…

— У меня две новые танцовщицы, — сказал Нарцисс, лениво потягиваясь, с утра он был взъерошенный, сонный и совершенно безобидный с виду, — одна похожа на Лючию. Хочешь посмотреть?

— Давай, — вяло согласился я.

Он дотянулся до колокольчика, позвонил и снова свалился на кровать.

— Сегодня у меня послы, потом министры… Потом надо посмотреть, как строится мой летний замок…

— Я не поеду, — опередил я его, — у меня три песни недописаны.

— По дороге допишешь.

— Я не хочу никуда ехать.

— Энди! Будет весело, обещаю.

Если б он знал, как я устал от его веселья!

Танцовщицы были как день и ночь: одна черноволосая, темнокожая, другая белокурая, голубоглазая, действительно похожая на Лючию Андорм. Мы смотрели на танец и обсуждали в это время какие-то государственные дела, по-моему, решали, кого из заговорщиков казнить, а кого упрятать в Столетнюю тюрьму, и не пора ли вмешаться в междоусобную войну между Тиманским и Тифонским герцогами. Да, я решал даже это, между делом, за чашкой утреннего чая. За это меня боялись. За это меня ненавидели. Я был волен над чужими судьбами. Но, как оказалось, не над своей.

— Ты веришь в судьбу? — спросил он вдруг.

— Пожалуй, нет, — сказал я, — с моим-то счастьем…

— А вот сейчас проверим! — он хлопнул в ладоши и повернулся к танцовщицам, — ну хватит, хватит… Прыгайте к нам.

И ему досталась "ночь". Беленькая, похожая на Лючию, села ко мне.

— Счастливчик ты, Энди! — засмеялся Нарцисс.

Я вспомнил об этом уже потом, когда всё рухнуло. Когда я не выдержал и уехал самовольно в Озерию, в свой родной лес, к своим озерам набраться вдохновения. А когда вернулся…