Все домашние видели, как убивается Токто, и никто не знал, как подойти к нему: Пота раза два начинал было разговор о поездке в Хулусэн к великому шаману или жбану счастья, но так и не досказал. Когда выехали на лето на озеро Болонь, первой начала разговор Идари, ее поддержала Кэкэчэ, но Токто отмолчался. Тогда женщины изо дня в день, при каждом удобном случае, стали напоминать о чудотворном священном жбане. Токто сдался и вслед за Потой, уезжавшим в Нярги в гости, выехал в Хулусэн.
И вот он возвращается на озеро Болонь, возвращается недовольный, возмущенный. Не разговор с пустоголовым Полокто возмутил его, разве на лай щенка обернется бурый медведь? О встрече с балаболкой Полокто Токто забыл. Недоволен остался он самим стойбищем Хулусэн, его жителями, их праздностью, вечным бездельем и пьянством. Не знавший покоя, Токто ненавидел бездельников и лентяев. «Стойбище лежебок и пьяниц», — назвал он Хулусэн. Возмутили его великий шаман и хозяин священного жбана старый Турулэн. Токто знал, что шаманы брали подношения благодарных больных соболями, лисами, выдрами. Но никогда он не слышал, чтобы они брали деньги, и впервые в Хулусэне узнал, что за моление священному жбану и за камлание великого шамана надо платить деньгами. «Платить — так платить, если у них такой порядок», — решил он. Но когда узнал, что на каждую болезнь установлены различные цены, он возмутился до глубины души. Если бы не присутствие Кэкэчэ и приемного сына Гиды, а также многих уважаемых стариков и старух, Токто сам не знает, что бы он натворил в доме старика Турулэн. Он сдержался, не выдал своего возмущения и гнева. «Можно оценить шкурки соболя, лисы, выдры, белки, — думал он, — но как можно установить цену за человеческое страдание, за человеческую жизнь!»
Лодка быстро плыла по течению. Впереди открылась песчаная релка, обрамленная густыми кустами шиповника, за шиповниками выглядывали низкорослые черемухи и яблоньки.
— Папа, пристанем, — попросил мальчуган, сидевший на веслах сзади Кэкэчэ. Углубившись в свои думы, Токто не сразу расслышал просьбу мальчика и, поняв его просьбу, спросил:
— Зачем приставать?
— Посмотрим, много ли черемухи.
— Мы же сюда не вернемся за ней, — сказала Кэкэчэ.
— А мы посмотрим только, подсчитаем, какой нынче урожай.
— Это уже мужской разговор, — улыбнулся Токто. — Сразу видно — второй хозяин тайги. Ладно, Гида, иди с матерью, подсчитай, прикинь, каков будет урожай черемухи и яблочек.
Когда лодка ткнулась носом в песок, мальчик первым выскочил на берег и подтянул ее.
«Вытянулся за этот год», — подумал Токто, глядя вслед Гиде, бежавшему впереди Кэкэчэ. Вскоре они скрылись за густыми шиповниками, и мысли Токто вернулись на прежнюю невеселую стезю.
«Почему великий шаман за камлание стал брать деньгами? Если бы я вытащил из воды утопающего, неужели и за спасение потребовал бы денег? А старик Турулэн — мошенник. Не верю я в его жбан счастья, я верю только эндури и всемогущему Солнцу. Сколько этот старик в день собирает денег? Другой охотник за зиму столько пушнины не добудет, сколько он в день зарабатывает! Да, шаман и старик Турулэн поняли вкус денег, кто-то научил их этому, а может, сами научились… Ох, эти деньги, кто их придумал…» Токто смачно сплюнул на воду и закурил трубку.
— Папа, за релкой маленькое озеро, и там утята, — сказал, подбегая к лодке, Гида, — давай поймаем несколько штук.
Токто закрыл глаза, потер лоб, голова побаливала от перенапряжения: редко когда Токто задумывался так глубоко.
— Не надо, сын, пусть растут, — ответил он. — Все равно, сын, никакая живность не может жить на привязи. Умрет. А утята пусть подрастут, их ждет такая радость, которую нам не понять. Они поднимутся над землей, к облакам полетят. К солнцу. Интересно, какова наша земля, если на нее с облаков взглянуть? Правда, интересно?
— А что, папа, если подняться на вон те горы со снежными вершинами и оттуда посмотреть? Это одно и то же, что с облаков смотреть.
— Да, ты прав. Но нам по льду потребуется карабкаться, а этим утятам раз взмахнуть крылом, и они уже высоко-высоко… Пусть, сын, полетают эти утята. Да, так какой нынче урожай будет черемухи и яблочек?
— Хороший, хороший, — ответила за Гиду Кэкэчэ.
— Богатый, мама видела, как густо растут ягодки, на некоторых деревьях даже ветки гнутся.
«Добрый охотник будет, — подумал Токто, глядя на тонкую, упругую фигурку приемного сына. — Хозяйский глаз у него. Ишь ты, надо ему знать, каков урожай черемухи, никогда я этим не интересовался, это же женское дело, они собирают черемуху…»
Лодка опять поплыла по течению, и опять Токто углубился в свои мысли, но теперь он думал совсем о другом: Гида заставил вспомнить давнее прошлое.
Вспомнил он страшную весну десятилетней давности, гибель стойбища Полокан, свой побег к людям в стойбище Болонь, встречу с русским доктором Харапаем и с жестоким Баосой.
Русский доктор поместил Токто с женой и Поту с Идари на краю стойбища. Он запретил жителям Болони подходить к фанзе, и беженцам нельзя было общаться с жителями стойбища.