Белая ворона

Он не мог оторвать от нее глаз, но все еще боялся прикоснуться к ней. А она не шевелилась. Домет вздрогнул, и пиджак, галстук, жилет, брюки, туфли — все полетело в разные стороны. Эльза закружилась перед ним в каком-то завораживающем танце, грациозно переступая через его сброшенные вещи.

Удар током от прикосновения Эльзиных рук в кафе повторился в постели, только намного сильнее, и зарядил Домета неведомой ему раньше силой. Он почувствовал, что тело Эльзы становится податливым, как глина. А она посылала в него все новые и новые удары тока, пока ее руки не повисли, как плети.

Когда Домет ушел, Эльза набросила пеньюар достала из смятой пачки последнюю сигарету, из сумочки — спички, закурила и, отшвырнув ногой подушки на полу, мечтательно потянулась. «Надо еще раз позвать этого арабского жеребца». Она вытянула ноги и провела по ним пальцами. Все мышцы еще сладко ныли. «Ну и силища. Вот это да! Он, конечно, не ариец, но зато какой мужчина! Ой, какая я дура! Забыла спросить про женскую роль в пьесе. Пока я раз в кои веки лежала с настоящим мужчиной, эта мерзавка Инга наверняка успела подлизаться к режиссеру». Сигарета стала горчить.

x x x

Домет пришел в театр и увидел в фойе фотографии актеров, среди которых была и Эльза. Ее загадочная улыбка напомнила Домету подробности их встречи. Хорошая примета перед разговором с директором.

Оживление герра Грюнвальда как рукой сняло, когда он увидел Домета.

— Вы — герр Домет? — лицо директора вытянулось.

— Совершенно верно. Автор пьесы «Заклинательница змей». А в чем дело?

Страдавший одышкой директор растерянно заморгал белесыми ресницами и переложил на столе рукопись пьесы.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Домет сел.

— Видите ли, герр Домет… Дело в том, что… Вы ведь не немец?

— Нет. А разве это имеет значение?

— И даже очень большое. У нас есть инструкция Министерства культуры ставить пьесы только немецких авторов.

— Я работаю в Министерстве иностранных дел, — сказал Домет, вынимая служебное удостоверение.

— Прекрасно, — директор посмотрел удостоверение. — Но я не могу нарушить инструкцию. Может, у вас есть какой-нибудь знакомый, — он снова оживился, — которого можно выдать за автора пьесы. Договор мы заключили бы с ним, а деньги…

— Нет, — Домет встал и взял со стола рукопись, — я хочу, чтобы и в договоре, и на афише стояла моя фамилия, а не какого-нибудь моего знакомого.

— Это невозможно, — помрачнел директор.

— В таком случае я попытаю счастья в другом театре.

— Инструкция распространяется на все театры. Жалко вашу пьесу. Мы сделали бы из нее гвоздь сезона. У нас и актриса есть на главную роль — фрейлейн Инга Брюн. Ах, какая актриса! Соглашайтесь, герр Домет. Ну, какое значение имеет фамилия на афише?

— Для меня — огромное. Мои пьесы уже ставили в Берлине.

— Когда?

— Это было… это было… да, пятнадцать лет назад.

— Дорогой герр Домет, что было, то сплыло. Теперь мы живем в другой Германии.

14

Во время обеденного перерыва Домет сидел в ресторанчике «Бульдог». Название как нельзя более подходило к внешности хозяина, но кормил он на славу. В ожидании десерта Домет взял свежий номер «Ангрифф» — детище доктора Геббельса, ставшее одной из популярнейших берлинских вечерних газет. Она конкурировала с нюрнбергским «Штюрмером» по части карикатур на евреев. Открыв газету, Домет увидел новый шедевр лучшего карикатуриста Ганса Швайцера и подумал, что тот находит у евреев все новые новые омерзительные черты.

Просмотрев заголовки о Мюнхенской конференции, ставшей новой победой дипломатического гения фюрера, Домет наткнулся на большой репортаж «Нацист едет в Палестину». Неужто доктор Геббельс в самом деле отправил в Палестину кого-то из своих репортеров?

Домет не поверил бы своим ушам, если бы узнал, что автор репортажа — начальник того самого герра Эйхмана, которому он показывал Хайфу.

Домет начал читать.

Репортер добрался до Палестины на пароходе «Марта Вашингтон», где было семьсот пятьдесят пассажиров. Большинство в третьем классе, по шесть, восемь человек в каюте. Все — евреи. Есть группа «туристов». Эти хотят посмотреть, стоит ли переезжать в Палестину. Держатся особняком. Их называют «январскими сионистами» — намек на то, что Гитлер пришел к власти в январе… Хайфа. Индустриальный облик города. «Если Палестина — ворота в Индию, то Хайфа по своему стратегическому положению — ключ к этим воротам».

Домет обрадовался: этот репортер расхваливает его любимую Хайфу. К тому же у него трезвый ум. И вообще он хорошо пишет, хотя временами грешит немецкой сентиментальностью.

— Немец остается немцем, — хмыкнул себе под нос Домет и продолжил читать.