Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник)

Через территорию Беларуси следовали семьи бойцов РОА, восточных батальонов охраны SIWA (Sicherheitswache) из служб контрразведки и охранной полиции СД, а также команд вспомогательных рабочих при немецких воинских частях. Некоторые из них регистрировались в органах местной администрации, получали освободительные удостоверения и оставались в Беларуси, других эвакуировали далее на запад [11, л. 17]. К концу оккупации немцы стали эвакуировать проживавших на оккупированных территориях фольксдойче. В рассылаемых им извещениях указывалось, что они должны забрать с собой семью и движимое имущество [12, л. 1–7].

Редко кому из эвакуированных удавалось захватить какое-либо имущество, как правило, люди не имели самого необходимого, и, соответственно, приходилось их обеспечивать за счет довольно скудных запасов местных жителей. Транспортировка размещаемых в волостях беженцев осуществлялась силами волостных управ [13, л. 12]. Естественно, коллаборационистская администрация рассматривала их как обузу и стремилась, по возможности, избавиться от них, например, отправляя на работу в Германию. Немцы не проявляли большого интереса к судьбе беженцев (особенно, если речь шла о нетрудоспособных гражданах), поручая их заботам местной администрации, которая имела очень ограниченные возможности по приему и обустройству этих людей. Их положение раскрывает донесение чиновника Бобруйского городского управления бургомистру по итогам обследования положения беженцев (январь 1943 г.) В документе отмечается, что в городе очень часто можно встретить большое количество одиноких беспризорных стариков и старух, калек, которые ютятся по чужим углам, вызывая раздражение, ругань и упреки со стороны местных жителей, к которым их подселили, и что «эти несчастные старики и старушки влачат жалкое существование». В донесении звучала мысль о необходимости создания для этих людей «минимально человеческих условий существования», например, организовав при лагере беженцев дом инвалидов [14, л. 7].

Предоставленные на новом месте жительства фактически сами себе, беженцы вынуждены были апеллировать к местной администрации и благотворительным организациям с просьбой о помощи. Например, в июне 1943 г. в Русский комитет взаимопомощи в Бресте обратился эвакуированный уроженец России, просивший оказать ему денежную помощь. Супруга просителя находилась на последних месяцах беременности, на работу он устроиться не мог. Руководство комитета распорядилось выделить ему помощь в размере 120 рублей, которая кардинально не могла изменить ситуацию [15, л. 108]. В Брестский окружной комитет взаимопомощи 29 сентября 1943 г. обратилась гражданка, эвакуированная из Орловской области (семья 8 душ, сама работала на железнодорожном ремонтном заводе), просившая выделить какие-нибудь вещи. Уроженец Гомельской области в декабре 1943 г. сообщил Брестскому комитету помощи, что ему приходится спать на полу [16, л. 144, 173]. На имя бургомистра Бобруйска 22 октября 1943 г. поступило заявление глухонемой гражданки, эвакуированной немецкой воинской частью из Гомеля и оставленной на жительство в Бобруйске без каких-либо средств к существованию. Бобруйское городское управление определило просительницу в дом инвалидов как нетрудоспособную [17, л. 24, 41].

В ситуации, когда заявлений о помощи поступало огромное количество, коллаборационистская администрация, Белорусская народная самопомощь (БНС) и другие комитеты взаимопомощи практиковали сбор средств среди местных жителей. Не имея достаточно средств для обеспечения беженцев и, естественно, не получая их от немцев, городское управление Бобруйска инициировало среди горожан сбор вещей в пользу беженцев. К 15 ноября 1943 г. было собрано несколько сотен единиц одежды и несколько пар обуви [17, л. 44, 45]. Инициированный Русским комитетом взаимопомощи в Бресте сбор средств в пользу эвакуированных из восточных областей нуждающихся граждан в декабре 1943 г. дал 17 360 рублей, которые пожертвовали 150 человек [15, л. 164, 166, 168–170].

Если эвакуация проходила планово и население о ней оповещалось заранее, некоторые граждане успевали взять с собой домашний скот. Однако во время долгого пути на запад он становился обузой (возникали проблемы с фуражом, уходом) либо возникала нужда в получении средств для покупки продовольствия, поэтому некоторые граждане продавали скот местным жителям, которые таким образом получали неожиданную возможность легального его приобретения. Например, 25 октября 1943 г. житель Горецкого района Могилевщины заключил договор с эвакуированным из деревни Троица Сафроновского района РСФСР гражданином, проживавшим в деревне Замошье Александрийской волости. Последний продал коня 12 лет за 10 пудов жита и 10 пудов ячменя.

Договор был завизирован старостой деревни и Александрийским волостным управлением, после чего начальник Шкловского района 21 июня 1944 г. санкционировал выдачу покупателю паспорта на лошадь [18, л. 1–1 об.]