Бельгийский лабиринт

Как и повсюду в Западной Европе, в Бельгии разгорелась публичная дискуссия о месте ислама в наших общинах. Разгорелась — это, пожалуй, самое подходящее слово, так как она порой больше напоминала расходящийся кругами пожар, чем трезвый, обоснованный обмен мнениями. Тот, кто посмел критиковать ислам, слышал в лучшем случае, что он исламофоб, а чаще всего к этому прибавлялось слово «расист». Я никогда не мог понять, как может быть расистской критика религии, во всяком случае, не такой религии, которая обладает колоссальной массой приверженцев в Пакистане, Египте, Индонезии, Турции, Сенегале. С другой стороны, утверждается, что ислам абсолютно не способен ни к каким изменениям. В это верят только полные идиоты. Они становятся, вольно или невольно, на сторону отсталой и бесчеловечной идеологии, которая в вопиющем противоречии с христианством веками пытается доказать, что ислам неспособен изменяться. Или, как мне однажды заявил старый активист Фламандского блока: «Ислам никогда не приспособится к нашим условиям, он обладает слишком большой культурой». Клянусь, что в его голосе слышалось восхищение. Я позволю себе усомниться, что ислам не способен к изменениям, хотя я вижу, что слишком многие западноевропейские интеллектуалы и политики приписывают ему левые, то есть эмансипаторские идеи, недооценивая при этом закоснелые, консервативные течения, открывающие путь салафизму и ваххабизму. Как бы то ни было, все люди, а значит, и исламисты, способны меняться.

Ислам пришел в Бельгию, чтобы там остаться. Мы должны впитать его в культуры нашей страны, но нам нельзя быть наивными. Мы должны осознать, что для исламистов вся Западная Европа, а значит, и Бельгия представляет собой «дар-аль-харб», «дом войны», то есть такое место, где законы ислама не действуют. Будем смотреть в корень: исламисты видят свой долг в завоевании и подчинении нас своему закону, или им нужно убраться, но на это мы не можем рассчитывать. Исламу необходимо адаптироваться к Западной Европе. Не может быть и речи о том, чтобы мы хоть на миллиметр уступили шариату. Тот, кто будет за это ратовать, — враг нашего демократического жизнеустройства и объективный союзник аятолл и прочих симпатичных людей. Адаптация будет тем болезненнее, чем она будет глубже, а то, что она должна быть глубокой, ясно как дважды два. Нам ни в коем случае нельзя давать в центре Брюсселя покушаться на целостность нашей Конституции и законов, будь то равные права мужчины и женщины, разделение государства и религии, статус или права гомосексуалистов. Ни в коем случае.

Тот, кто в обществе нашего типа не получает приличного образования, остается без работы. А у кого нет работы, тому нет места в нашем обществе. Учись и будешь что-то знать, работай и будешь кем-то. Это я услышал однажды от старого голландского аристократа. Мы проявили постыдное безразличие к мигрантам в двух важнейших вопросах. Дети мигрантов каких угодно поколений по-прежнему не допускаются к изучению перспективных профессий в высшей школе. Мигрантам по-прежнему достается слишком мало рабочих мест в частном секторе или в сфере управления. Как же нам добиться от них интеграции? Они посмотрят, что это такое, но не захотят в ней участвовать. Однако не всё так плохо. Одно из последствий состоит в том, что группировки живут теперь не вместе, а рядом друг с другом. Вопрос в степени контакта. Постоянно жить рядом и не хватать друг друга за горло — разве это не говорит о достигнутом уровне цивилизованности?

В вопросах интеграции ярким примером может служить политика. На скамьях нижней палаты, Сената, провинциальных парламентов и общинных советов сидит немало представителей с новыми фламандскими или новыми французскими фамилиями. Они регулярно возвышают свой голос, и если кто-то думает, что они забывают о своем электорате, то он ошибается. В Бельгии министр по вопросам французской культуры — марокканец по происхождению. Фламандское правительство, правда, все еще бело, как лилия.

Рю де ла Луа [55] : коридоры власти [56]