Бельгийский лабиринт

С 1983 года шефом кабинета, теперь уже двух королей, является Жак ван Эйперселе дe Стрихау[57]. Журналисты называют его ван Эйп, «Spirou» (фр. Белка) и «вице-король». Он из благородных, католик, франкофон, но хорошо говорит на нидерландском и в своем похожем на подсолнух черепе прячет самый крупный в стране политический опыт. Но этот стреляный воробей, этот великий государственный муж входит в ступор и забывает хорошие манеры, когда оказывается лицом к лицу с фламандским республиканцем, которого выдвинул сам король. Бывает, что он пытается направить короля на путь, который сам для него наметил.

Позиция королевского двора подчеркнуто старомодно-католическая. Королевские советники слишком много занимаются дипломатией, а в этой прослойке людей редко найдешь человека, который бы воспринимал неприкрытую правду. До недавнего времени бытовало неписаное правило, что политики не смеют возражать королю даже во время colloque singulier. Теперь молодые председатели партий выкладывают монарху без обиняков всё, что у них за душой. А советники при этом теряют дар речи.

Неспособность понимать эволюцию страны, которой правишь, тревожит. Не представляю, как будет функционировать Бельгия без этого главы государства, невозмутимого, как гипсовая скульптура. Кто должен стоять над партиями? Католик-валлон? Вольнодумный фламандец? Ведь даже верхушку Палаты представителей и Сената невозможно удержать от взаимных политических разборок. Анахронизм престолонаследия будет благом для стабильности страны, до тех пор пока остается в силе принцип внепартийности. В наши дни этот принцип беззастенчиво нарушается. Может статься, так было и раньше. Но никто не кричал «караул!» Однако сегодня шила в мешке не утаить.

Один раз Бодуэн открыл вопреки воле нации, о чем он думает. Он на два дня отрекся от престола, но затем, измученный уговорами, вернулся на трон. Так ему удалось избежать подписи под парламентским законопроектом о либерализации абортов.

Каждому были понятны муки совести Бодуэна Благочестивого, но рулить большинством подданных само по себе тяжело, а кроме того, король — это символ, а у символов не бывает своего мнения. Если оно у тебя есть, отлично, но тогда ты становишься обыкновенным человеком и сходишь со сцены, потому что перестал быть символом. Однако Бодуэн оставался символом, а его вдова Фабиола тоже по-прежнему символ. Она страстно привержена харизматическому движению — довольно экзальтированной форме католицизма. Или тут сказалось влияние испанского католицизма, самого мрачного и самого жестокого в истории? Об эпизоде с абортами ходит крылатая фраза: это был последний апперкот герцога Альбы в Нидерландах.

Так же как его брат и предшественник Бодуэн, Альберт II осуществляет государственные визиты, разрезает ленточки, мило общается с детьми, рабочими, ветеранами войны, стариками и жертвами ураганов и наводнений. Бодуэн был серьезным, озабоченным, воспитанным человеком. Его брат больше похож на среднестатистического бельгийца. Бодуэна трудно было представить себе за стойкой соседней пивнушки. Альберта можно. После пары кружек он, может статься, даже не будет спешить обратно в дворец.

Рождественские обращения к народу по радио и телевидению Бодуэн и Альберт начинали с одинаковых слов: «Дорогие соотечественники», неизменно превращавшихся в «Э-э, дорогие соотечественники». Пародии на него на вечеринках и в комиксах бьют без промаха. Никто из бельгийцев особо не озабочен тем, как потешаются над королевским двором. Ни в одном из национальных языков страны не найдешь слов «осквернение короны». Впрочем, Бодуэн в последние годы своей жизни создал для себя образ строго общественный, социально ангажированный и ярко антирасистский, Альберт от этого образа не отступает, но ведет себя более сдержанно.

Согласно Конституции назначение и увольнение министров осуществляется королем. В действительности кабинеты заранее составляются и распускаются председателями партий. Как и в Нидерландах, правительства коалиционные. Классика политики учит, что за ними должно стоять парламентское большинство, но Нидерланды в 2010 году по примеру Дании показали, что даже это теперь совсем не обязательно. Прежде я считал, что Бельгия — чемпион по виртуозным политическим пируэтам, что только Бельгия возвела абсурд в конституционный принцип и что только в Бельгии возможно невозможное в других странах. Теперь я пересмотрел свое мнение.

Федеральный парламент состоит из Палаты представителей и Сената. С 1992 года, даты проведения государственной реформы, в парламенте 150 членов Палаты и 71 сенатор. Раньше их было много больше. Членов Палаты выбирают прямым голосованием. Система выборов пропорциональная. Порог выборности составляет 5%, кроме Брюсселя и его округи, где существует пресловутая «проблема БХВ». То есть избирательное право для бельгийских граждан неодинаково. Я уже указывал на это в главе о языковой границе.