Читаем Бельгийский лабиринт полностью

В 1961 и 1962 годах я читал в «Либр» ежедневную рубрику на второй странице, где эта солидная газета с жаром выступала против «установления языковой границы». Редакции представлялась неприемлемой идея о разделе Бельгии на две или даже три языковые зоны. В письмах читателей, добропорядочных бюргеров из фламандских городов и сел, сквозил ужас от одной только мысли, что теперь все будут считать их нидерландскоязычными и они не смогут общаться на французском в правлении общины или на почте. Теперь, спустя полвека, такая реакция кажется далекой от реальности. Языковая граница сложилась более тысячи лет назад, так почему же не признать ее официально?

Однако дело этим не ограничивалось. С 1962 года должны были совпасть две языковые границы: фактическая, древнейшая географическая граница, и граница юридическая, но в то же время во Фландрии социальная граница между состоятельными франкоговорящими прослойками и простыми людьми должна была исчезнуть.


Вплоть до ХХ века граница между французским и нидерландским языками пролегала внутри Французской Республики, где-то между Дюнкерком, Касселем и полоской земли к северу от Лилля. Теперь она сместилась непосредственно к государственной границе между Королевством Бельгия и Французской Республикой, то есть к границе между Западной Фландрией и Северным департаментом Франции. В таких городках, как Стенворд, Азбрук или Ворму, слышишь только французскую речь. Это результат насилия и террора в школах, где введен запрет говорить по-фламандски. Во всех регионах, где говорят на других языках, Французская Республика ввела политику принудительной унификации (gleichschaltung), прежде всего посредством общеобразовательных учреждений, административных органов и армии. ХХ век довел дело до конца с помощью радио, телевидения, автомобилей и дорожной сети. Французская политика ассимиляции удалась как нельзя лучше: в Северном департаменте так же успешно, как и в остальных регионах, где говорят на других языках кроме французского, и это немаловажное достижение, если вспомнить, что в 1835 году только 23 департамента из 90 говорили на французском.

В Бельгии языковая граница оставалась почти всюду постоянной. Ее подвижки на протяжении тысячи лет были минимальными. Так, в Брабанте в ХУП — ХУШ веках почти незаметно стали франкоязычными Верхний и Нижний Хейлиссен (Элесин). В Мускруне в 1846 году больше 90% жителей говорили на пикардийском диалекте французского, но население стало частично двуязычным из-за притока текстильщиков из Западной Фландрии. В западнофламандской деревне Реккем, расположенной на границе с Францией, в 1846 году было 67% франкофонов, в Спире даже 90%. Теперь Реккем, несомненно, фламандская деревня, а Спире — фламандская с привилегиями. Существуют поселки с чисто нидерландскими названиями, где с незапамятных времен говорят на валлонском или французском. Пожалуй, самый известный пример — Ватерлоо, но это не единственный случай.

Бельгия обладала средством, позволяющим узнать число говорящих на французском, нидерландском или немецком. Власти регулярно устраивали параллельно переписи населения опрос по языкам. Этим опросам не всегда можно было доверять. Первый из них состоялся по инициативе Адольфа Кетеле, директора Королевской обсерватории и изобретателя статистики. Этот гениальный франкоговорящий ученый из Гента побудил бельгийское правительство учредить в 1841 году Центральную комиссию по статистике. Эта комиссия, в частности, должна была точно установить, как обстоит дело с используемыми в Бельгии языками. Господа из Комиссии беспечно исповедовали позитивистскую веру в благую силу цифр и в то, что наука — двигатель прогресса человечества.

При первом подсчете языков в 1846 году были допущены ошибки. Меня удивляет скудость результатов. Интерес к языку простого человека был в новинку, и подсчет того, кто и как говорит, считался революционной идеей. Средствам не хватало точности, расстояния (измеряемые временем) были колоссальными, контроль — примитивным. Несмотря на эти недостатки, языковая перепись 1846 года до сих пор считается самой надежной из всех: ее итоги большей частью совпадают с позднейшими научными данными. Это отнюдь не антиваллонское утверждение. Выше я приводил пример с Реккемом. Существовали и другие общины, где тогда большинство было франкоязычным, как, например, в Зандфорде, и которые ныне живут на фламандской земле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917. Разгадка «русской» революции
1917. Разгадка «русской» революции

Гибель Российской империи в 1917 году не была случайностью, как не случайно рассыпался и Советский Союз. В обоих случаях мощная внешняя сила инициировала распад России, используя подлецов и дураков, которые за деньги или красивые обещания в итоге разрушили свою собственную страну.История этой величайшей катастрофы до сих пор во многом загадочна, и вопросов здесь куда больше, чем ответов. Германия, на которую до сих пор возлагают вину, была не более чем орудием, а потом точно так же стала жертвой уже своей революции. Февраль 1917-го — это начало русской катастрофы XX века, последствия которой были преодолены слишком дорогой ценой. Но когда мы забыли, как геополитические враги России разрушили нашу страну, — ситуация распада и хаоса повторилась вновь. И в том и в другом случае эта сила прикрывалась фальшивыми одеждами «союзничества» и «общечеловеческих ценностей». Вот и сегодня их «идейные» потомки, обильно финансируемые из-за рубежа, вновь готовы спровоцировать в России революцию.Из книги вы узнаете: почему Николай II и его брат так легко отреклись от трона? кто и как организовал проезд Ленина в «пломбированном» вагоне в Россию? зачем английский разведчик Освальд Рейнер сделал «контрольный выстрел» в лоб Григорию Распутину? почему германский Генштаб даже не подозревал, что у него есть шпион по фамилии Ульянов? зачем Временное правительство оплатило проезд на родину революционерам, которые ехали его свергать? почему Александр Керенский вместо борьбы с большевиками играл с ними в поддавки и старался передать власть Ленину?Керенский = Горбачев = Ельцин =.?.. Довольно!Никогда больше в России не должна случиться революция!

Николай Викторович Стариков

Публицистика
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное