В этих общинах Брюссельского региона (не во всех: в старом промышленном Дрогенбосе, например, мир и равновесие интересов сохраняют двуязычные патриархальные бургомистры) фламандское понимание привилегий прямо противоположно валлонскому. Фламандцы считают, что привилегии означают закрепленную законом дружественность. Люди, говорящие на другом языке, переселяются жить в наши деревни. Мы немного поможем им, чтобы со временем они адаптировались к новым условиям. Привилегии — это временная, переходная система. Франкофоны, со своей стороны, считают, что привилегии дают человеку право беспрепятственно и всюду говорить на своем языке, что это право должно оставаться неприкосновенным и даже быть расширено. Они требуют привилегий для большего количества общин, в большем формате и навсегда. Они требуют таких же прав для франкофонов в Брюссельском регионе, какие имеют фламандцы в самом Брюсселе. Они считают, что проявляют уступчивость, потому что в общинах Брюссельского региона, которые официально причислены к нидерландскоязычным, процент франкофонов бывает порой выше, чем процент фламандцев в Брюсселе. То есть привилегии — это постоянное право, закрепленное теперь и в государственной реформе.
Обе интерпретации хромают.
Фламандцы игнорируют реальность. Франкофонам не нужно адаптироваться, вот и всё. С какой стати? Соседство Брюсселя обеспечивает им возможность сохранять свой язык, здесь у них свои клубы, объединения; их привилегии, так сказать, забетонированы; они получают поддержку от быстрорастущей группы состоятельных переселенцев из-за рубежа, которым слишком хорошо живется, чтобы еще учить нидерландский, и поэтому фламандцы охотно усваивают непонимание франкофонов и пренебрежение к ним. Кроме того, в законе нигде не прописано, что привилегии — временная мера.
Со своей стороны, франкофоны думают и говорят, что выступают за свободу, тогда как сами не признают свободу других. За два столетия офранцуженный Брюссель стал олицетворением грубой силы, лишения средств к существованию, безграничного пренебрежения к языку маленького человека. И это столица двуязычного государства! Фламандское меньшинство здесь особо опекается, в качестве компенсации за особую опеку, предоставляемую франкоязычному меньшинству в масштабах страны. Фламандцам, живущим на окраинах, это известно, и они никогда не предоставят франкофонам такие же права, какими пользуются фламандцы Брюсселя.
С 2002 года данная проблема стала щекотливой. В этом году правительство провело реформу избирательных округов. Раньше они имели с провинциями (административными округами) общие границы. Теперь они должны были совпадать с провинциями, кроме выборов в сенат и Европарламент, когда голосование проводилось в едином нидерландскоязычном и едином франкоязычном округах.
В БХВ эти округа перекрывали друг друга, и в этом была загвоздка. Кроме того, в Халле-Вилворде, то есть как бы на территории Фландрии, в выборах в сенат и Европарламент могли участвовать как валлоны, так и франкофоны, тогда как нидерландскоязычные избиратели не имели права голосовать на валлонской территории. К этому добавилось еще одно обстоятельство. Для федеральных выборов в наш парламент действовали
СРОЧНО! БХВ ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ!
Вознаграждение: 1 миллион евро!!!!!!!!!!
Обращаться по адресу: Брюссель, Королевский дворец. Спросить Альберта[32]
.Дома мы выписывали кроме прочего «Либр Бельжик», эту добропорядочную, ультраконсервативную, католическую, роялистскую газету, наследницу патриотического листка времен Первой мировой войны. У нее были тысячи фламандских подписчиков. Эту газету читали франкоязычные фламандцы из хороших домов (разве были другие?) Гента, Брюгге и Антверпена, не говоря уже обо всех тех, кто, как мы, не говорили по-французски. Впрочем, ей я обязан умением свободно читать по-французски так же, как по-нидерландски.