Белгравия

– Нет, сэр. Просто традиция.

Джеймс почувствовал, как в груди начинает подниматься хорошо знакомая волна гнева. С одной стороны, ему больше всего хотелось, чтобы его приняли за члена этого общества, но с другой – он жаждал стереть их всех в порошок.

– Значит, сегодня мы этой традицией пренебрежем. Я здесь со своим… – он умолк и поспешно кашлянул, – со своим гостем, мистером Поупом.

– Конечно, сэр. Хотите сразу пройти в обеденный зал или сперва присядете в одной из гостиных?

Джеймс понемногу приходил в себя.

– Пожалуй, мы сразу поедим. Благодарю вас, – сказал он и улыбнулся Чарльзу, вернув себе место в центре собственной вселенной.

Слуга провел обоих через холл, мимо лестницы, в располагавшийся за ней обеденный зал. Из-за больших подъемных окон, выходивших на буйную зелень Ватерлоо-Гарденс, помещение казалось просторным, и, когда их подвели к дальнему столику в правой части зала и спросили, что они будут пить, Джеймс почувствовал благодушие.

Он заказал два бокала шампанского и положил на колени большую льняную салфетку. Все было восхитительно, долго лелеемая мечта сбылась, и, пока официант разливал шампанское, Тренчард оглядел зал: обедающие группами мужчины, огромные вазы с цветами, картины с изображением скаковых лошадей, вывешенные в ряд вдоль боковой стены. «Почему все джентльмены непременно должны делать вид, будто интересуются лошадьми?» – мимоходом подумал он, забирая свой бокал.

– За ваше доброе здравие и за успех вашего нового предприятия!

Он хотел было чокнуться с Чарльзом, но вовремя вспомнил, что этого делать не полагается, и убрал руку. Заметил ли Чарльз его ошибку? Если и заметил, то виду не подал.

«Еще бы! – подумал Джеймс. – Мой внук – слишком джентльмен, чтобы брать в голову такие мелочи». На мгновение он даже позавидовал юноше.

– Я очень вами горжусь, мистер Поуп, – сказал Тренчард, и это была правда.

Его внук был именно таким человеком, которым Джеймс сам отчаянно хотел стать, при этом где-то глубоко внутри чувствуя, что это ему никогда не удастся. Спокойный, уверенный, чувствующий себя в джентльменском клубе как дома. Чарльз, возможно, слегка терялся в закрытых для посторонних залах Брокенхёрст-Хауса, но не здесь, где многие из завсегдатаев хотя и были людьми выдающимися, однако сами зарабатывали себе на жизнь. Может быть, просто открыть ему правду? Новость так и так скоро станет общим достоянием, и он все равно узнает. Не лучше ли сказать Чарльзу, кто он, здесь и сейчас, в этой приятной, безмятежной атмосфере, вместо того чтобы предоставить бедняге случайно услышать правду в виде сплетни на каком-нибудь званом вечере?

– Далеко не каждый способен так быстро запустить подобного рода предприятие, как это сделали вы. Для этого нужно быть человеком особого склада, целеустремленным и решительным, много работать, хорошо ориентироваться в деловом мире. Я вижу в вас свое отражение.

– Это высокая похвала, мистер Тренчард, – засмеявшись, ответил Чарльз, возвращая расчувствовавшегося было Джеймса к реальности.

Нет, конечно, нельзя ничего говорить мальчику сейчас, пока тайна еще не раскрылась. А вдруг никто и не догадается? Может быть, леди Брокенхёрст выживет из ума. Или умрет. Или вдруг случится еще одна война с Францией. Все может быть.

– Я говорю совершенно искренне. Вы хорошо постарались! – поспешно добавил Джеймс, пока эмоции полностью не овладели им. – С коммерческой стороны, – как можно более приземленным тоном продолжил он, доставая из внутреннего кармана бумаги, – мне представляется, что доходы, несмотря на первоначальные издержки, могут быть огромными. И к тому же вам не придется долго ждать, как мне кажется. Людям нужен хлопок, это непреложный факт. – Тренчард разгладил на столе бумаги. – И если вы внимательно посмотрите вот на эту колонку…

– Простите, сэр. – (Джеймс поднял глаза. Перед ним стоял тот же самый человек, что проводил их в клуб.) – Мне очень жаль, мистер Тренчард, но деловые бумаги запрещены во всех помещениях этого здания. И это уже правило. К сожалению, – прибавил он, на тот случай, если его грубость сочтут чрезмерной.

– Да, конечно. – У Джеймса покраснели уши. Ну вот, приходится терпеть очередное унижение. Неужели ему так и не дадут проявить достоинство перед собственным внуком?

– Это моя вина, – вступился Чарльз. – Я попросил мистера Тренчарда показать мне бумаги. Я не член клуба, так что, надеюсь, мое невежество можно простить.

– Благодарю вас, сэр.

Клубный слуга удалился. Джеймс смотрел на сидевшего напротив него молодого человека и думал о том, что этот мальчик никогда не узнает чувства неопределенности собственного положения, так отравлявшее когда-то жизнь его деду. Чарльза Поупа уязвить не так-то легко, он и сам не ударит в грязь лицом, не растеряется на светском рауте.

– До чего же они тут назойливы, – заметил Чарльз. – Лучше бы гордились таким членом клуба, который в состоянии показать деловые бумаги.