Бельканто

Но Кармен не ослабила хватки. Ею владел страх и в то же время странное чувство облегчения – она уже попалась, и больше не надо трястись.

– Никому не говори! – прошептала она Беатрис в ухо.

– Зачем ты привела его наверх? Тебе за это голову оторвут!

Кармен оказалась гораздо сильнее, чем думала Беатрис. Или Беатрис слишком глубоко провалилась в сон? Она заснула на дежурстве, и теперь Кармен могла ее выдать.

– Ш-ш-ш, – сказала Кармен. Зарывшись носом в растрепанные со сна волосы подруги, она держала ее изо всех сил. На секунду она совсем забыла о господине Хосокаве – остались только они с Беатрис, они и проблема, требовавшая немедленного решения. Она ощущала тепло сонной Беатрис и уткнувшийся ей в щеку холодный металл винтовки. Про молитвы она тоже забыла, но тут у нее в голове раздался голос ее любимой святой Розы Лимской: «Скажи правду!»

– Он влюблен в оперную певицу, – сказала Кармен. Ей было уже не до секретов. Она просто надеялась довести задуманное до конца. – Они хотят уединиться.

– Тебя убьют! – на всякий случай прошептала Беатрис, сама не веря своим словам.

– Помоги мне! – сказала Кармен. Она собиралась обратиться с этой просьбой к своей святой, но от отчаяния произнесла ее вслух. Беатрис задумалась. Она снова, как наяву, услышала голос священника. Он ее простил. Он велел ей быть доброй. Она вспомнила о собственных грехах и о представившейся возможности простить чужие. Она подняла – насколько позволяла неудобная поза – руку и опустила ее на спину Кармен.

– А она его любит? – спросила Беатрис.

– Я должна вернуться за ним через два часа.

Беатрис пошевелилась в объятиях Кармен, и на этот раз та ее отпустила. В темноте лицо Кармен было почти неразличимо. Беатрис даже не была уверена, что за спиной подруги стоит господин Хосокава. Тот, кто учил ее определять время по часам. Он всегда ей улыбался. А однажды, когда они одновременно подошли к кухонной двери, поклонился и пропустил ее вперед. Беатрис закрыла глаза, вглядываясь в тьму своих грехов.

– Я никому не скажу, – прошептала она. И во второй раз за этот день испытала облегчение, как будто с ее плеч свалилась часть угнетавшей ее тяжести.

Кармен поцеловала ее в щеку. Ее переполняла благодарность. Впервые в жизни она почувствовала, что счастлива. Затем она отступила в темноту. Беатрис, в свою очередь, хотела взять с Кармен обещание, что та не проговорится командирам о том, что она проспала дежурство, но поняла, что это излишне. Она откинулась на подушку и тут же снова заснула. Таким образом, инцидент был исчерпан так же внезапно, как и начался.

Через детскую, полную заброшенных кукол, освещенных лунным светом, через туалетную комнату с белой фарфоровой ванной величиной с каноэ они прошли в просторный и красивый главный холл, туда, где дом снова приобрел привычный им облик. Кармен подвела господина Хосокаву к третьей двери и остановилась. Именно здесь она чаще всего ночевала, вернее, позволяла себе немного вздремнуть. С тех пор как они простились с Беатрис, она держала его за руку. Им обоим казалось, что они идут давным-давно, хотя дети вице-президента, которые наверняка сновали этим путем по нескольку раз на дню, скорее всего, считали его совсем коротким. Кармен нравился господин Хосокава. Ей очень хотелось ему об этом сказать, но, даже знай она его язык, у нее все равно не хватило бы мужества. Вместо этого она всего лишь слегка сжала ему руку.

Господин Хосокава ей поклонился. Он опустил голову и замер – по мнению Кармен, слишком надолго. Потом он выпрямился и открыл дверь.

В коридоре было высокое окно, и главную лестницу заливал яркий свет луны, но туда Кармен не пошла. Она направилась назад, в детскую. Возле кровати, в которой спала Беатрис, Кармен остановилась, чтобы снять ее пальцы со спускового крючка. Она повернула винтовку к стене и натянула одеяло подруге до плеч. Кармен надеялась, что утром Беатрис не передумает и не станет докладывать об инциденте командирам, а то и вовсе решит, что все это ей приснилось. Спускаясь по кухонной лестнице, Кармен чувствовала, как бешено колотится сердце. Она представила себе Роксану Косс в ее спальне, изнемогающую от вожделения. Представила себе, как молчаливый и полный достоинства господин Хосокава ее обнимает. Кармен чуть ли не наяву ощутила сладость этих прикосновений и надежное чувство защищенности в объятиях любимого; на шее у нее выступили капли пота, и она стерла их рукой. Она ступала очень осторожно, но все равно спуск занял гораздо меньше времени, чем подъем: еще четыре ступеньки, три, две, одна, и вот она уже скользит по коридору к двери на кухню. Она остановилась лишь в дивном мире посудной кладовки. На полу сидел Гэн с нераскрытой книгой на коленях. Он поднял голову, и она приложила палец к губам. Ее лицо сияло, щеки горели, она глядела широко открытыми глазами. Когда она снова пойдет наверх, он непременно отправится вместе с ней.