Каждые сорок или пятьдесят лет, когда вырастал маленький Фонтранж, одаренный нежным сердцем, замок Фонтранжей переживал патетический момент: собаки, воспитанные ударами палок и бичей, вдруг узнавали доброе обращение. Каждый собачий род, выдрессированный до сих пор на какой-нибудь специальной ненависти — к куропатке или к кунице или к дикому кабану, — становился в то же время при этом Фонтранже, который умел читать в их глазах, образцом необыкновенной нежности. Затем молодой хозяин уезжал, чтобы поступить в ряды спаги, оставляя этих такс и этих сеттеров, которые выли при его от'езде и готовы были итти за него на самого льва. Возвращался он только для того, чтобы дать свободу своему любящему сердцу. Надо прибавить, что Фонтранжи в своих страстях никогда не вступали на ложные пути. Никогда в них не вызывала любви какая-нибудь актриса или замужняя кузина; в них не вспыхивало ни одно желание, которое уводило бы их прочь от их дома и от их права и которое не было бы одобрено заповедями господа бога. Они посвящали себя или матери, или жене, или теще, иногда жестокому отцу. Но эта привязанность была всегда такой пылкой, что принимала в глазах других вид запрещенной страсти. Предметом страстной любви нашего Фонтранжа был сын.