И это состояние влюбленности в Беллу Ахмадулину вспоминают практически все, кто видел и слышал ее, причем не только в юные годы, но и позже, а самое главное – не только мужчины, но и женщины. Она очаровывала всех. «Белла была звездой среди всех, – вспоминала журналистка Алла Гербер, – она была звездой. Она была необыкновенно красива. Я помню мое первое ощущение, у меня, девушки тогда, какая красавица, боже. Я очень хорошо помню это чувство, просто какое-то преклонение перед ее красотой. Она вообще была необыкновенная. Она ходила необыкновенно, она говорила необыкновенно. Я помню, у нас был юбилей «Юности», и она танцевала, очень весело гуляли, мы вообще веселились. Я хорошо помню, как она танцевала, как она двигалась. Вот она двигалась, танцевала, шутила, молчала точно как ее стихи. Как будто вся пластика в ее улыбке, в ее потрясающих глазах, во всем, это была пластика ее стихов, это был взгляд ее стихов, это была тональность ее стихов. Я сказала и не боюсь повториться, ее тон действительно делал ее музыку. То, как она говорила, как она писала – это было одно музыкальное произведение с такой богатейшей палитрой. Это часто было и ноктюрн, и маленькое поэтическое эссе музыкальное. Но это бывала и симфония, концерт для фортепиано с оркестром. Потому что в ее стихах всегда была музыка, мощнейшая музыка, в ней было много замечательного смысла, философского постижения, постижение смысла вообще и собственной жизни, и постижение любви и не любви – это все было в ее музыке, в музыке ее стиха».
В 60-е годы я ходил на поэтические концерты Ахмадулиной, как в сказку. Как русский сказочный герой, нырял из одного котла в другой – ее поэзия производила на меня очистительное действие. А лично мы пересеклись в 1978 году, когда мы все работали над альманахом «Метрополь», и она меня, конечно, полностью очаровала. Вообще, все наше поколение было в нее влюблено. Она сочетала в себе божество и принцессу. С одной стороны, ее поэзия была очищена от всякого советизма, а с другой – это была молодая женщина, ужасно привлекательная, острая, своенравная, высокомерная, в общем, все там переплеталось. Образ, конечно, был величавый.
Виктор Ерофеев, писатель, литературовед, радио– и телеведущий.
Красоту Беллы Ахмадулиной отмечают все, кто ее вспоминает, не важно, когда они ее видели – юной или уже зрелой женщиной. Она была хороша всегда, просто очень по-разному. Какой она была тогда, в 1955 году? Тех, кто смотрел сериал «Таинственная страсть», где Неллу, прототипом которой была Ахмадулина, играет Чулпан Хаматова, ждет разочарование. В то время Белла не была такой тонкой и звонкой, как натянутая струна, как эфемерное неземное создание, наоборот, она была совершенно земной, пухленькой, округлой и очень сексапильной девушкой. А тот ее облик, который всем известен и которого придерживались в сериале, появился уже позже – после первой любви и первой большой личной трагедии.
Подробнее всего юную Беллу описал Евгений Евтушенко: «Белла тогда была чуть полненькая, но непередаваемо грациозная, не ходившая, а буквально летавшая, едва касаясь земли, с дивно просвечивающими сквозь атласную кожу пульсирующими жилочками, где скакала смешанная кровь татаро-монгольских кочевников и итальянских революционеров из рода Стопани, в чью честь был назван московский переулок. Хотя ее пухленькое личико было кругленьким, как сибирская шанежка, она не была похожа ни на одно земное существо. Ее раскосые не то что азиатские, а некие инопланетные глаза глядели как будто не на самих людей, а сквозь них на нечто никому не видимое. Голос волшебно переливался и околдовывал не только при чтении стихов, но и в простеньком бытовом разговоре, придавая кружевную высокопарность даже прозаическим пустякам. Белла поражала, как случайно залетевшая к нам райская птица, хотя носила дешевенький бежевый костюмчик с фабрики «Большевичка», комсомольский значок на груди, обыкновенные босоножки и венком уложенную деревенскую косу, про которую уязвленные соперницы говорили, что она приплетная. На самом деле равных соперниц, во всяком случае – молодых, у нее не было ни в поэзии, ни в красоте. В ее ощущении собственной необыкновенности не таилось ничего пренебрежительного к другим, она была добра и предупредительна, но за это ее простить было еще труднее. Она завораживала. В ее поведении даже искусственность становилась естественной. Она была воплощением артистизма в каждом жесте и движении – так выглядел лишь Борис Пастернак. Только он гудел, а Белла звенела. Пластика голоса и словесная витиеватость были у них природными, а не отрепетированными…»
У нее была необыкновенная осанка, необычный голос. Все это завораживало многочисленных поклонников ее таланта и красоты. И я был среди них. В 1956 году, будучи плотником на стройке, я специально приходил в Литинститут, чтобы послушать и посмотреть на Ахмадулину.
Владимир Войнович, писатель, поэт и драматург.