Bella Германия

Этот автомобиль не принадлежал нашей эпохе. Каждым чувственным изгибом он излучал нечто, окончательно утраченное в эпоху глобализации, – характер. Никакого компромисса, ни малейшей уступки массовому вкусу. Владелец такого автомобиля представлялся мне человеком из семидесятых – рыжие баки, сигара и пергидрольная блондинка на пассажирском сиденье. Сегодня такую машину может водить либо богатенький пижон, либо человек с обостренным чувством стиля, не вписавшийся в современность.

– «Альфа-ромео-монреаль»… настоящий зверь. Ты только послушай…

По правде сказать, мотор заботил меня в последнюю очередь. Меня пугала собственная храбрость. Винченцо взял у меня чемодан и положил в багажник рядом со своей кожаной сумкой. Придержал дверцу со стороны пассажира. В салоне пахло кожей, табаком и бензином. Я увидела множество блестящих стальных ручек, черных тумблеров и кассетную магнитолу. Такими представляли автомобили будущего в те времена, когда в это будущее еще верили. Винченцо простился с Кармелой. В коротком обмене репликами прозвучало мое имя.

Я достала мобильник и позвонила в Германию. Клара, дочь Винсента, взяла трубку. Я сказала ей, что мы выезжаем.

– Положение критическое, – предупредила она.

– Что случилось?

– Он все еще в сознании, но…

– Передайте ему, что мы будем через двенадцать часов.

– Уже передала. Поторопитесь.

Джованни открыл дверцу, с заговорщицким видом сунул мне какой-то пакет. Нечто завернутое в немецкие газеты.

– Вот что я нашел… Проглядишь по дороге, va bene? Ciao. И будь настороже, водитель он так себе.

Последнюю фразу Джованни произнес громко, чтобы Винченцо услышал, его круглые глаза так и сияли. Я положила пакет рядом с сиденьем и пожала Джованни руку:

– Спасибо, Джованни.

Он осторожно захлопнул дверцу.

Винченцо бросил на приборную панель солнечные очки и пачку сигарет.

– Послушай, – сказал он, – нам необязательно быть друзьями, но…

Он покосился на меня, повернул ключ зажигания и точными, выверенными движениями вывел машину на дорогу.

Время заполночь, около половины второго. Жизнь на улицах не замерла, хотя стало и потише. Пробок, во всяком случае, не было. Ночной Неаполь выглядел призрачным городом. Мы почти не разговаривали. Это не было проявлением недружелюбия, просто каждый думал о своем. Винченцо сосредоточенно смотрел на дорогу. Я открыла окно и наслаждалась ночной прохладой.

– Сколько ему сейчас лет? – неожиданно спросил Винченцо.

– Не знаю. Восемьдесят или больше.

Он вырулил на шоссе. Я вспомнила про пакет и открыла. Между газет обнаружилась толстая серая тетрадь. Картонный переплет оформлен в минималистском стиле шестидесятых. Прямоугольное окошечко для имени владельца пустовало. Я неуверенно открыла первую страницу. На самом ее верху, слева, тонкими синими чернилами было выведено: «Джульетта Маркони». Почерк женский – изящный и четкий, буковка к буковке. Так пишут люди, специально упражнявшиеся в чистописании. Я перелистнула. Первая запись была датирована тридцатым декабря шестьдесят восьмого года.

– Что это? – спросил Винченцо.

– Дневник Джульетты.

Он притормозил, машина вильнула к обочине и остановилась. Винченцо в недоумении смотрел на тетрадь. Потом взял ее у меня из рук и пролистал. Он явно не верил своим глазам. Записи перемежались эскизами одежды, сделанными цветными карандашами. Стиль поздних шестидесятых – начала семидесятых.

– Откуда у тебя это?

– От Джованни.

– А у него откуда?

– Не знаю.

Джульетта вела дневник по-немецки. Разумеется, чтобы Энцо не смог прочитать.

Винченцо сунул тетрадь в карман кожаной куртки и нажал на газ.

– Эй! – возмутилась я. – Джованни дал ее мне.

– Разве она принадлежит ему?

– Верни немедленно!

Винченцо молча вел машину по бетонному лабиринту туннелей, мимо мелькавших в просветах уродливых многоэтажек и рекламных щитов. Наконец вытащил тетрадь и протянул мне:

– Ладно, она ничья.

Мне показалось, что лицо его омрачилось. Машина вывернула на автостраду Дель-Соле, ведущую в Рим. Я положила тетрадь на колени и открыла первую страницу.

Глава 35

Родина – это человек, сущность которого мы воспринимаем и постигаем.

Макс Фриш

Джульетта

30 декабря 1968

После поцелуя все изменилось. В-т хочет меня видеть. Желает знать все о своем сыне. Как долго я еще смогу удерживать их на расстоянии друг от друга? Э. не простит меня. В. тоже. Я чувствую себя предательницей.

14 января 1969