Беллерофонт

– О проблемах человеческой репродукции я, конечно, наслышан, а вот о программе почти ничего не знаю, меня как-то раньше эта тема не особо интересовала, – ответил Мирослав, с любопытством глядя на девушку.

Доктор Миллер пояснила:

– Не буду вдаваться в подробности, но, как известно, вся наша репродуктивная программа базируется на скрещивании здоровых генов доноров, за счет предимплантационной диагностики мы стараемся смодулировать более-менее здоровый организм, насколько вообще это возможно в современных реалиях. Нас интересуют люди с законсервированными патологиями. Вы и сами должны понимать, что ваши данные просто не могут не стать предметом пристального исследования. Согласием вашего руководства я заручусь. На обследование вас будут отпускать в рабочие часы.

– От моего личного желания, как я понимаю, мало что зависит, я всю жизнь сдаю какие-то тесты и анализы, как, впрочем, и все остальные люди, надо полагать, – ответил Мирослав.

– Приезжайте сюда прямо завтра, к восьми утра. Ничего с утра не ешьте, я буду брать у вас кровь. Да, и еще. Называйте меня Даниэлой, надеюсь, что наше сотрудничество станет долгим и плодотворным.

С этими словами Даниэла протянула Мирославу руку. Лейтенант пожал крошечную ладошку доктора и уже собирался было выйти из кабинета, как вдруг обернулся и сказал:

– Даниэла! Простите, я знаю, это конфиденциальная информация, и я пойму, если вы не станете отвечать, но раз уж мы с вами будем вместе работать…. Скажите, а какова ваша патология?

– Ничего необычного, Мирослав. У меня, как и у вас, сахарный диабет.

Глава 2.

Вот уже два с половиной месяца Мирослав утром каждого буднего дня приезжал в Центр Подготовки. Доктор Миллер брала у него какие-то анализы, проводила различные исследования, изучала особенности его организма. Затем они прощались, и Мирослав уезжал на работу. А вечером он приезжал домой, а Даниэла уже ждала его там: чуть более месяца назад деловые отношения Мирослава с Даниэлой переросли в близкие. Вернее сказать, они стали близки физически. Лейтенант Стоянович не предавал этому роману значения большего, чем всем предыдущим своим отношениям. Безусловно, Мирославу нравилось проводить время с Даниэлой. И дело было не только в сексе, но и в простом общении. Доктор Миллер была интересным собеседником, ее легкий нрав и оптимизм делали общение с Даниэлой приятным, непринужденным и не претендующим на что-то более серьезное.

Обычно лейтенант Стоянович оставался с женщиной ровно до тех пор, пока она ему не надоедала. Пока ему было легко и весело, он не задумывался об определении статуса своих отношений. Само понятие «любовь» давно устарело и в современном Мирославу языке, который представлял собой некую смесь английского и китайского, это слово встречалось разве что в романах позапрошлого столетия. Нет, люди не забыли о том, что такое чувство есть, и возможно некоторым счастливчикам даже довелось эту «любовь» испытать в той или иной мере. Но большинству современников Мирослава на протяжении всей своей большей частью очень короткой жизни не представлялось шанса даже задуматься о своих чувствах. Слишком тяжело большинству жителей Земли давался каждый новый прожитый день. Смыслом существования людей стала битва с собственными болезнями.

Лейтенант Стоянович никогда не интересовался внутренним миром женщин, с которыми он встречался на том или ином этапе своей жизни. В общем-то, ему было на это наплевать. Однако в последнее время Мирослав стал замечать, что Даниэла ведет себя как-то странно. Понаблюдав за ней несколько дней, Стоянович с удивлением предположил, что девушка начала испытывать к нему чувства, непохожие на те, которые питали к нему его прежние подруги.

Улыбка, которой Миллер встречала его каждое утро, несла в себе какой-то особенный, ни на что не похожий заряд энергии. Когда Мирослав встречался с девушкой глазами, ему казалось, что он физически чувствует волну тепла, которая с ног до головы обжигала его. Даже физическая близость с Даниэлой отличалась от его прежних сексуальных опытов с женщинами. Можно было называть это как угодно, но постепенно Мирославу стало совершенно очевидно, что Миллер относится к нему как-то особенно. И, чем больше Стоянович думал об этом, тем яснее он понимал, что сам он ничего подобного к Даниэле не испытывает.

Это открытие очень неприятно поразило и даже раздражило Мирослава. Каждый раз теперь после общения с Миллер он изводил себя размышлениями на тему любви: «Какой ужас! Неужели я не в состоянии ничего почувствовать? Она совершенно точно что-то испытывает ко мне. Она очень красива, умна, образованна, у нее прекрасное чувство юмора, а меня все это совершенно не трогает! Нет, конечно, Даниэла мне нравится, мне с ней хорошо и приятно, но это совсем не то. Значит ли это, что я просто не способен любить, если даже ТАКАЯ женщина не вызывает во мне никакого отклика?».