Беллинсгаузен

В апреле 1778 года из Нутки Кук шёл по пути, проторённому русскими мореходами Чириковым, Берингом, называя по-своему земли, давно открытые россиянами. Он пересёк Берингов пролив и очутился в заливе Святого Лаврентия, врезанном в чукотский берег. Затем повёл корабли к Америке. Обогнув мыс Принца Уэльского, Кук вышел к северному берегу Аляски, тут на его пути встали стены льда. Отступив, он посетил Уналашку, остров Умнак. На зимовку он решил отправиться на Гавайи.

Островитяне приняли англичан торжественно, жрецы возвели Кука в ранг великого божества. Но матросы и офицеры стали творить здесь всякие бесчинства, и вскоре гостеприимство перешло во вражду. 4 февраля 1779 года корабли ушли из бухты Кеалакекуа. Тут в негодность пришла фок-мачта, которую уже исправляли в Нутке. Поблизости удобных бухт не оказалось, пришлось вернуться в Кеалакекуа. Три кругосветных плавания расшатали нервы Кука. Если раньше он сдерживал себя, то здесь чаще и чаще стал впадать в ярость. В ночь на 14 февраля островитяне украли большой ялик. Кук с отрядом морской пехоты арестовал верховного вождя. Туземцы набросились на солдат. Поднялась стрельба. Командир морских пехотинцев попытался спасти капитана — Кук был уже у самой воды у шлюпки, и тут кто-то из гавайцев ударил его копьём. Кук упал лицом в воду. Островитяне с дикими криками окружили его и стали добивать кинжалами и дубинами...

Обсуждая это происшествие, Строганов спросил:

   — Не находите ли вы, Фаддей Фаддеевич, в этом сходство с гибелью Магеллана?

   — Сходство фатальное, — ответил Беллинсгаузен. — Кук же сам осуждал своего предшественника. «Не могу понять, зачем Магеллану понадобилось вступать в никому не нужную стычку с туземцами?!» — говорил он натуралисту Спаррману. И сам же в порыве гнева повторил трагическую ошибку и погиб в столь же неоправданной схватке с таитянами.

Григорий Александрович, успевший ознакомиться с капитанской библиотекой, нашёл томик Антонио Пигафетта с описанием жизни Фернандо Магеллана, открыл нужную страницу:

— Даже совпадают последние мгновения! «Капитан упал в воду лицом вниз, и тут неё его закидали железными и бамбуковыми копьями, и начали наносить удары... до тех пор, пока не погубили наше зерцало, наш свет, нашу отраду и нашего истинного вождя. Он всё оборачивается, чтобы посмотреть, успели ли мы погрузиться в лодки».

Оставшийся за Кука сам смертельно больной капитан Клерк принял мудрое решение: он отказался от карательных мер, чего требовали офицеры-артиллеристы, а добился мирным путём выдачи останков Кука. Прах великого моряка предали морю, 23 февраля 1779 года английские корабли покинули злосчастную бухту...

За время полезных и умных бесед на шканцах и в каюте Беллинсгаузен и Строганов прониклись друг к другу уважением и признательностью за то, что монотонное плавание прошло без маеты и скуки.

Догадывался ли Строганов, что капитан «Минервы», как бы в предчувствии будущего, из разговоров о знаменитых мореходах и чтения их трудов извлекал много полезного? На своём экипаже проверял Беллинсгаузен их лучшие опыты. В борьбе с той же цингой или желудочными заболеваниями Кук ввёл жесточайший режим питания. Кислая капуста, лук, чеснок, настой хвои потреблялись в большом количестве. Тех же, кто отказывался от них, он наказывал плетьми. Сам человек рослый, выносливый и неприхотливый, с зычным «боцманским» голосом, которым он отдавал чёткие, как мушкетный выстрел, команды, перекрывая рёв бури, — он во всём подавал пример и пользовался у моряков непререкаемым авторитетом. Концы он вязал лучше ветерана-боцмана, у штурвала с ним не мог сравниться ни один рулевой, у него не было равных в скорости ставить или гасить паруса.

Не обладая внешним обаянием, сухой, резкий, порой жестокий, Кук предъявлял огромные требования к тому мореплавателю, который отваживался идти незнакомой дорогой. Пережив угрозу оказаться выброшенным на рифы на совсем неуправляемом из-за безветрия корабле, он сделал признание, в котором Фаддей уловил очень важные черты его трудного характера.

«Судьба моряков таит превратности, которые всегда ожидают их при плавании в неведомых водах, — сознавался Кук в дневнике, где вообще крайне редко упоминал о собственных переживаниях. — Если бы не то удовлетворение, которое испытывает первооткрыватель даже в том случае, если ждут его только пески и мели, эта служба была бы невыносима, особенно в столь удалённых местах, как эта страна, и при скудости съестных припасов. Мир едва простит путешественнику, если он, открыв землю, не исследует её; его не оправдают перенесённые невзгоды, и его обвинят в трусости и отсутствии настойчивости — все в один голос объявят его личностью, непригодной для плаваний, совершаемых ради открытий. С другой стороны, если мореплаватель смело встретит все опасности, но результаты путешествия будут неудачны, его сочтут дерзким и неблагоразумным. Первое обвинение вряд ли может быть предъявлено мне, а если мне повезёт и мы преодолеем все препятствия, с которыми придётся столкнуться, о втором не станем и говорить.