Беллинсгаузен

Может показаться, что с моей стороны было неосторожностью пробыть среди этих островов и мелей так много времени. Но следует иметь в виду, что плавание совершалось лишь на одном корабле; необходимо принять во внимание и многие другие обстоятельства. Если бы мы не посетили этих мест, мы не смогли бы тогда ответить, является ли эта земля материком или группой островов, что живёт и растёт на ней, соединяется ли она с другими землями».

«Только такой человек, — думал Фаддей, — мог совершить много открытий. Удалив с карт Южный материк, он нанёс на неё Новую Зеландию, восточное побережье Новой Голландии, Новые Гебриды, Новую Каледонию и множество других островов. Каков бы ни был его характер, кому бы он ни служил, Кук в мореплавании останется звездой первой величины».

Так размышлял о великом англичанине не мальчик-кадет и не безусый юноша-гардемарин, мечтавший о потрясающих плаваниях, а много повидавший военный моряк на исходе третьего десятка лет, когда уже не приходилось думать о благополучной карьере. Но встреча со Строгановым растревожила душу, подала надежду — едва уловимую, призрачную, капризную, как фортуна...

В предрассветных сумерках выявились сиреневые берега Босфора. На правой стороне помигивал Румелифенери — европейский маяк. Вскоре стал виден и против него стоящий Анадлуфенери — анатолийский маяк. В зрительную трубу увидел Фаддей крепости с батареями орудий. Здесь надо было останавливаться, съезжать на берег, испрашивать разрешения для прохода к Стамбулу, упорно называемому русскими Константинополем. Словом, ждать, когда сребролюбивые и ленивые турецкие таможенники проснутся, придут на службу, начнут приём. А ветерок как раз попутный, северный.

Фаддей разбудил камердинера, попросил потревожить барона по срочному делу. Из спальни скоро вышел Строганов в светлом шёлковом халате. Фаддей объяснил ситуацию, добавив, что можно, конечно, пренебречь установленными турками правилами, когда они были в силе и гоноре, и теперь смело пройти через пролив прямо к городу.

   — Тем более другие иностранные суда так поступают через одно на другое, а мы как-никак россияне, — добавил Фаддей, сделав упор на последнем слове.

   — Коль так считаете, поступайте по-своему, — согласился посол. — Через сей момент я поднимусь к вам на мостик.

Капитан приказал рулевому входить в створ маяков, а вахтенному мичману велел не убавлять парусов ввиду тихого ветра и на бизань подать сигнал: «Иду в Стамбул».

Четверть часа спустя подошёл Строганов, уже свежевыбритый, умытый, в светло-сером дорожном сюртуке и цилиндре. Он оглядел оба берега — в зелени и цветах. Между деревьями кой-где проглядывали, а где и виднелись открыто крепостные стены и артиллерийские батареи.

   — Ишь, как берегутся от нас турки! Прямо спят и видят неприятелей.

   — А может, не напрасно? — осторожно спросил Фаддей. — Сколько войн вела Россия, чтоб завоевать этот проход к Архипелагу — морю Средиземному?!

Посол с хитринкой в глазах посмотрел на моряка, которому, как и всем черноморцам, хотелось бы услышать утвердительный ответ и заглянуть в собственное будущее. Однако ответил хоть уклончиво, но с достаточной откровенностью:

   — Пока, в ближние годы во всяком случае, туркам опасаться нечего.

Барона Строганова посылали сменить российского посла Андрея Яковлевича Италинского. Тому исполнилось семьдесят три года, по причине старости он давно просился в Абшид. В инструкции, данной новому посланнику в Турции, ясно говорилось о главной цели его миссии: добиваться упрочения мира. От него министр иностранных дел Нессельроде требовал не подгореть между двумя огнями. С одной стороны, христиане, покорённые Портой во времена её могущества, теперь видели в ней дряхлеющего колосса, готового рухнуть от малейшего движения извне. Турецкая империя скатывалась в ряд самых отсталых государств со слабой промышленностью, торговлею, искусствами, мореплаванием. Многим горячим головам казалось: стоит бросить спичку, и разгорится пожар. С другой стороны, Порта ещё сохраняла огромные территории, обладала богатыми природными ресурсами и возможностями их использования. К её сокровищам примеривались европейские государства — Франция, Англия, Австрия, германские княжества. Они старались держать Турцию в состоянии деградации, постоянно указывая на главного врага и ближнего соседа — Россию.

Об этом думал сейчас посол, глядя на внешне мирные, холмистые, роскошно-изумрудные берега Босфора.

А Беллинсгаузен просто любовался райской красотою босфорского прибрежья. (Он вспомнит о нём, когда будет проходить через серый и скучный Зунд в Балтике на пути в Южный Ледовитый океан). Нет, неспроста многие народы хотели владеть проливами, а ещё больше городом, который от маяка Анадолухисары уже открывался в знойном мареве. Через него проходила торговая дорога из Европы в Азию и Африку.