Беллисима

Рикардо, точно загипнотизированный, приблизился к ней и, обняв Сару, всхлипывая, как ребенок, зарылся лицом в ее волосы. Сара едва сумела удержать крик торжества. Но она знала, праздновать победу еще рано!

—Посмотри на меня! — обеими руками она оттолкнула от себя Рикардо. — Я постарела от горя. Я стала от горя злой и часто сама не соображаю, что говорю. Мои глаза утратили блеск. Такая я не могу нравиться тебе, не так ли? Вспомни, как я была красива, когда начиналась наша любовь! А потом горе выпило из моего лица краски, горе искривило мой рот, и ты уже не хочешь поцеловать его... ты не хочешь... я такая, тебе противно... — говоря это, она осторожно притягивала его к себе, как будто тянула из воды невод с тяжелой рыбой. — Нет-нет, только ты не плачь, дорогой мой, пусть я одна выплачу все слезы, одна отстрадаю всю эту муку вечной разлуки с нашим сыном... с нашим любимым Рикардито.

И она со стоном прижалась к губам Рикардо...

Рамиро, который был в курсе всех последних событий, произошедших в его бывшем семействе, почувствовал, что наконец-то наступил его звездный час.

Дела у Консуэло с ее детьми обстояли настолько неважно, что грех было не воспользоваться этим обстоятельством.

Да, он выбрал удачный момент для своего водворения в дом, из которого его когда-то с таким позором изгнали.

Теперь лишь осталось набросать в памяти речь, которую он произнесет Консуэло. Речь, снабженную, как парусами, железными, неопровержимыми доводами, — на ней он, как на корабле, вплывет в свое жилище. Женщины верят словам. Они не могут без них обойтись. Точно заметил какой-то умник, что они любят ушами.

Он много раз пытался воззвать к женским чувствам Консуэло — и все безуспешно. Но теперь успех обеспечен: обращаться к материнскому чувству женщины — дело беспроигрышное.

Обдумав как следует свою речь, Рамиро заявился к Консуэло.

— Вот что, моя милая, — начал он с самым торжественным видом, — я не стану говорить о себе, о своих чувствах и о том оскорблении, которое мне нанесли в этом доме.

— Будет замечательно, — прервала его Консуло, — если ты вообще ничего не будешь говорить. Молчание — золото, это всем известно.

Рамиро сделал жест, как бы призывающий к вниманию.

— Обратимся к фактам, — продолжал он. — С тех пор как я ушел из дома...

— С тех пор как тебя выставили за дверь, — внесла поправку Консуэло.

—...в доме творится что-то непонятное, — невозмутимо заявил Рамиро. — Вспомни, — он принялся загибать пальцы. — После того как я ушел, после того как перестал контролировать дела семьи...

Консуэло насмешливо хихикнула, но Рамиро вновь жестом потребовал внимания.

—Итак, именно после этого случилась эта дикая история с Габриелой — раз!

Консуэло поневоле начала прислушиваться.

—После того как я ушел, Марисоль стала вести себя как последняя девка — два!

Заметив, что Консуэло что-то пытается возразить ему, он быстро выложил свой самый главный козырь.

—Наконец, после этого Левша стал заниматься какими-то грязными делишками, которые могут привести его в тюрьму, — три.

Консуэло опустила голову.

—Рубен сделался психопатом, — продолжал загибать пальцы Рамиро, — Йоли отбилась от рук... Наконец, ты, моя любимая, тяжело заболела, оставшись одна, без помощи... Неужели ты не поняла, что тебе нужен муж, а детям отец?!

— Но они тебя терпеть не могут! — слабо защищалась Консуэло.

— Еще бы! Это я стоял на их пути к пороку! Да, я был с ними строг, но если бы я был мягок, подумай, что с ними было бы! А кто любит строгость? Я не мог вести себя с ними иначе, потому что чувствовал ответственность... И перед Эстер тоже, поэтому мне пришлось как-то наказать ее, иначе бы и эта девчушка давно бы пошла по стопам Марисоль.

— Не смей так говорить о моей дочери! — взорвалась Консуэло.

— Я считаю ее и своей дочерью, — повысил голо Рамиро. — Если бы я так не считал, то оставил бы ее в покое. Но у меня душа болит, — он изо всех сил стукнул себя в грудь. — И я не могу быть в стороне. Если ты решила столкнуть своих детей в ад, продолжай в том же духе, гони меня, гони метлой из своего дома. Только не говори потом, что я не пытался тебя образумить, хорошо? Это будет ложью. Итак, мы должны принять решение, Консуэло!

В этот же день Консуэло объявила детям, что Рамиро снова будет жить с ними.

В жизни Артуро наступили какие то страшные дни.

Казалось бы, теперь он знает точно, что необходим Габриеле, как никто не свете, но, с другой стороны, все время случается что-то такое, что сводит на нет это с трудом удерживаемое им чувство.

Ему хотелось сосредоточиться полностью на мысли о Габи и заботах о ней, для этого надо было бы расстаться со своей карьерой полицейского.

Впрочем, о карьере Артуро никогда не думал: для этого он слишком горячо любил свое дело. Но сейчас все так сложилось — и с Габи, и с Линдой Мирандой, что не оставалось ничего другого, как положить свой значок полицейского на стол.

Именно этот вопрос они втроем обсуждали с Габриелой и с Линдой, когда в офисе появилась Эстер.