Белое безмолвие

А вот и оно, препятствие номер один. На карте оно без всякой фантазии было обозначено как «завал камней» (даже без восклицательного знака); это нагромождение громадных обломков скалы было таким же нереальным, каким я его запомнил, – в стиле декораций к фильмам об Индиане Джонсе. Когда я в прошлый раз протискивался здесь, я следовал вплотную за Эдом; но сейчас я был не в форме, с вялыми рыхлыми мышцами и заметным животиком; руки уже сводило судорогой от холода, а на спине мешал рюкзак. Выбросить его я не мог: в нем лежали болторезы, которые понадобятся мне, чтобы убрать висячий замок на выходе. Когда я без всякого изящества пролезал в трещины, следуя за стрелками, пот заливал мне глаза, а каска превратилась в микроволновую печку. Помогало то, что теперь я мог издавать любые звуки и действовать, как пожелаю, не стесняясь выглядеть неуклюжим; поэтому я пыхтел, кряхтел и ругался, ввинчивая свое тело туда, куда оно явно не помещалось, и держа заплечный мешок перед собой.

Перед тем как приступить ко второму этапу, я сделал паузу и сдуру дозаправился из фляжки Эда. Борясь с одиночеством, я сам себе составлял компанию, разговаривая с собой и напевая всё, что приходило в голову. Я исполнил «Ты никогда не будешь один»[95], выдумывая слова там, где их забывал, «На цыпочках через тюльпаны» и «Вколи мне в вену героин», изображая голосом партию ударных.

Эда всё еще не было. Но ведь я по-настоящему и не подвергался опасности. Это еще впереди.

Следуя за своими друзьями-стрелками и напевая под нос «Пусть совесть будет тебе проводником», я не останавливался, даже чтобы перевести дыхание, пока не дошел до препятствия номер два – узкого прохода, куда нужно было протолкнуть себя ногами вперед, вися на цепи. Остроумный картограф назвал это «прорезью». Я решил не мешкать. Нельзя было позволить Маленькому Хнычущему Мальчику отговорить меня. Благодаря алкоголю мне удалось неуклюже вскарабкаться на стену, допрыгнуть до цепи и, молотя ногами по воздуху, просунуть ступни в открывшуюся щель. Всё прошло гладко, слишком гладко. Мои маневры сопровождало странное ощущение, отдаленно похожее на то чувство, которое я испытал, когда Мингма спас меня после смерти Марка. Была короткая вспышка паники, когда я осознал, что в этом спертом пространстве мой рюкзак и моя задница одновременно не поместятся, что вызвало целую серию лихорадочных неловких движений, но потом она миновала. Проехали. Ставим галочку. Что там дальше?

Я находился в двух шагах от пропасти – крутой стены, когда-то вселившей в меня страх Господень.

Я заглянул вниз. «Давай, Крис Бонингтон, посмотрим, из какого теста ты слеплен». Эти слова Эда прозвучали так отчетливо, что я обернулся посмотреть, не стоит ли он за спиной.

– Эд?

Я уставился в тени внизу, надеясь и в то же время боясь, что он прячется там. Грязная вода струится по его лицу…

Спасатели или кейверы, в общем, кто-то из них прикрепил веревку к анкеру распределения нагрузки, крепко вбитому в трещину. Для уверенности я подергал за нее. Я не пристегивался к этой веревке, а использовал ее в качестве направляющей, сползая вниз. «Пусть совесть всегда будет твоим проводником».

И вот я уже внизу. Плевое дело, проще пареной репы. Всё это не должно быть таким легким. «А почему, собственно, нет, Мальчик с Эйгера? Не забывай, Сай, ты ведь у нас побывал на Эвересте – высочайшей вершине мира». Бред собачий. Это ничего не значит. Когда я с огромным трудом тащился к ПБЛ, я вспоминал свой опыт в аду Куум Пот, чтобы доказать себе, что я смогу это сделать. Но теперь, снова оказавшись в сырых глубинах подземелья, я не желал впускать сюда духов горы. Им тут делать нечего.

Это касается только Эда и меня.

Три препятствия позади. Осталось одно.

Я стоял на том месте, где Эд набросился на меня. Вынув фляжку, я помахал ею, словно талисманом, чтобы приманить его. Я сделал хороший глоток из нее.

– Эд? Посмотри-ка, что у меня есть.

«Выходи, урод хренов».

У меня кружилась голова, всё расплывалось перед глазами. Выпивка плескалась у меня в желудке. С последним глотком я перестарался, это было уже слишком. «Идиот. Протрезвись!». Я набросился на сэндвич, но хлеб и ветчина застряли в пищеводе. Я с трудом протолкнул их дальше. Противный дурман в голове не развеялся, зато теперь к нему добавилась тошнота. Я подумал о том, чтобы сунуть два пальца в горло, но было слишком поздно. Алкоголь уже просочился в мою кровь.

«Приляг ненадолго».