Белое безмолвие

Заряд кофеина поднял мне настроение и привел в возбуждение, которое несколько угасло, когда я заметил Ванду. Она сидела перед своей палаткой, весело болтая с двумя польскими парнями, которые, как я узнал позже, собирались спуститься с вершины на парапланах. Ну как я мог конкурировать с ними? Как бы там ни было, я упустил все шансы подобраться к ней по дороге сюда. Она видела меня в самом жалком из всех возможных состояний: когда меня выворачивало наизнанку, а я умолял, чтобы кто-нибудь это остановил. Я проскользнул в общую палатку и, воспользовавшись ноутбуком Тадеуша, отправил Тьерри письмо с одной строчкой: «Есть зацепка насчет двух мертвых русских».

Когда мы ехали сюда, Малколм предупреждал меня, что лагерная жизнь покажется скучной, и тогда я ему не поверил. Но пока мы ждали начала следующего этапа – похода в продвинутый базовый лагерь, – время вдруг стало тянуться невыносимо медленно.

Я в основном торчал в палатке-столовой шерпов рядом с нами. Там было теплее, чем у нас, и это компенсировало спертый от сигаретного дыма воздух и вонь кипящей чечевицы, которой тянуло из примыкающей к ней палатки-кухни. Нгима вообще не говорил по-английски, зато всегда радовался жизни, даже когда Гйалук орал на него, а происходило это примерно раз в час. Любимицей Нгимы и Гйалука, безусловно, стала Ванда. Они звали ее «диди» – сестра, – но всех остальных, за исключением Тадеуша и Ирени, она держала на дистанции. Единственный раз она заговорила со мной в день церемонии пуджа. Тадеуш посоветовал нам положить свое снаряжение рядом с чортэном – каменным постаментом, который возвели Гйалук и Нгима, – чтобы лама мог его благословить, и я заметил, как она рассматривает мои вещи. По сравнению с ее видавшим виды оснащением от «Эдельрид», мой инвентарь выглядел до неприличия новым.

– Ты пользуешься «кошками» с выдвижными шипами? – Мне ужасно понравилось, как она произнесла мое имя – Сии-моан.

– Конечно. Всегда ими пользуюсь.

Чушь собачья. Это были «кошки» того же типа, что мы с Крисом надевали во время прерванного похода на Эгюий, и я просто послушался совета парня в магазине альпинистского снаряжения.

– А у тебя не бывает с ними проблем на мягком снегу?

– Нет. Мне нравится их универсальность.

Позже я выяснил, что эти шипы быстро забиваются снегом, образующим опасную ледяную корку на подошве ботинок. Я был очень доволен, что она заговорила со мной, и это подняло мне настроение на весь остаток дня.

Тьерри подшутил надо мной, дав мне с собой «Большую книгу главных альпинистских катастроф», но я ее даже не открывал. Однако я узнал, что Марк привез сюда серию книжек Терри Пратчетта «Плоский мир», и принялся перечитывать их, словно этот парень был мобильной – хотя и не слишком – библиотекой.

– Это здорово, что у тебя такая же фамилия, Марк.

– Что?

– Ну, такая же фамилия, как у Терри Пратчетта.

– А-а. Да.

Вытянуть из него лишнее слово было так же трудно, как добиться улыбки от Косимо; Ирени и Малколм тоже предпринимали такие попытки. Он больше не присоединялся к нашим прогулкам и выходил из своей платки только тогда, когда Гйалук звал нас на ужин. По-моему, он разговаривал здесь лишь с одним человеком – с Тадеушем. Тоскливый Гарри Поттер – это оказалось даже более меткое прозвище, чем я предполагал; мрачное и отрешенное настроение Марка в особенности действовало на нервы Робби.

– Ты не выяснил, что происходит с Марком, Саймон?

– Откуда мне знать?

– Но ведь он твой друг, не так ли?

– Я его почти не знаю.

– Скажи ему, чтобы взбодрился. Когда он входит в столовую, тут как будто температура падает.

Сам не знаю почему, но мне вдруг захотелось вступиться за Марка назло Робби.

– С ним всё в порядке.

– Да? А я думаю, что ему здесь не место. Он не готов к таким серьезным вещам. Считаю, что Тадеуш допустил ошибку, взяв его в команду.

А затем последовал монолог в обычном стиле Робби о «концентрации и преодоления жизненных препятствий». Темой речи стали его достижения в альпинизме и восхождения на ледники; он редко говорил о своей личной жизни или работе. Я думал, что он имел отношение к какой-то крупной фармацевтической фирме, но, по словам Говарда, он работал с людьми, перенесшими инсульт. Я с трудом мог представить себе, как Робби с его патологическим стремлением доказать собственное превосходство появляется у моей больничной койки, после того как меня хватил апоплексический удар: «Так говорите, что совсем не чувствуете своей левой руки, да? Если вы считаете, что это плохо, позвольте рассказать вам, как я поднимался на Денали и вдруг погода резко испортилась…»

Говард за прошедшие дни, похоже, как-то усох, превратившись в бледную тень того развязного и доброжелательного парня, с которым я познакомился в Катманду. Он напоминал верблюда, запасающего всю свою энергию для предстоящего восхождения.