Белое братство

Эта новость безусловно была главной за прошедшие сутки, и Погодин озвучил ее машинально, решив, что другим русским участникам экспедиции тоже интересно быть в курсе событий, происходящих на родине. Но, поторопившись, он не учел того, что тема самолетов может быть болезненной для Владимира Сергеевича. А упоминание авиакатастрофы тем более. Ведь именно это событие ознаменовало крушение дела всей его жизни.

Стрельников замер.

– Чей? – спросил он бесцветным голосом, не поднимая от тарелки глаз, но и не прикасаясь к еде.

– Твоего бывшего конкурента.

– Жертвы?

– Около двухсот пятидесяти.

Владимир Сергеевич отставил свою тарелку, поднялся и сделал несколько шагов в сторону темного края неба. Стоя к лагерю спиной, он думал о чем-то своем. Поскольку Мирослав не видел в эти минуты его лица, сложно было угадать, какие именно чувства он переживает. Погодин вглядывался в его напряженную фигуру и злился на свою поспешность. Как его угораздило напомнить Стрельникову про болезненную тему? Надо же ему было так сплоховать. Человек убежал от своих проблем за десятки тысяч километров, к самому черту на рога, в надежде забыться и абстрагироваться. А он, Мирослав, сдуру взял и сказанул при нем про авиакатастрофу. Погодин спрятал телефон в карман, раздосадованный своей оплошностью. Есть расхотелось. Мысли его были заняты тем, что сейчас переживает Владимир Сергеевич, и он ждал, когда тот обернется и заверит его, что с ним все в порядке.

Стрельников пробыл в задумчивости несколько минут, вглядываясь вдаль. За это время он так ни разу и не обернулся. Наконец он сплел ладони на затылке, расставив локти, выгнул спину, потянулся, выдохнул и направился к лагерю, потирая руки. Лицо его не выражало ни грусти, ни переживаний, и Мирослав с облегчением запустил ложку в кашу. Новость, конечно, впечатлила не только Владимира Сергеевича – профессор совсем сник. Чоэпэл и Ринпоче не вполне понимали, что происходит, недоуменно разглядывая невеселые лица путешественников. Мирослав вкратце пояснил им на английском суть новости, которая произвела такой эффект на группу. Чоэпэл понимающе закивал, а лама зашептал молитвы, теребя в руках четки. Стрельников же вернулся на свое место как ни в чем не бывало и продолжил трапезу.

– Я что-то тоже чувствую себя неважно, наверное, нам все же придется поехать в больницу, – признался профессор, когда все уже допивали чай.

Два помощника Стрельникова к тому времени отправились к местным за водой в сопровождении гида.

– Вы сговорились все, что ли? – стрельнул глазами в Роднянского Владимир Сергеевич. – Набрал скалолазов на свою голову. Анатолий Степанович, давайте-ка без шуточек. В Москве вы били себя кулаком в молодецкую грудь и клялись мне на голубом глазу, что путешествие в Среднюю Азию для вас – что поход за хлебом. Что теперь началось-то? Совесть поимейте.

– Так же, как вы свою?

– Анатолий Степанович, – явно сдерживаясь, проговорил Стрельников, – можно вас на минуту в сторону?

– Зачем? – опрометчиво и резко вмешался Погодин. Он пока не понимал, что за кошка пробежала между профессором и Стрельниковым, но очевидно было, что весовые категории у них слишком разные.

– Час от часу не легче, – выдохнул Владимир Сергеевич. – Мирослав, ну хоть ты-то не доводи дядю Володю до припадка, очень тебя прошу. Я, знаешь ли, уже начинаю нервничать. А когда я нервничаю, то перестаю быть экологичным для окружающих. Мы с Анатолием Степановичем отойдем буквально на три метра в сторону поговорить как интеллигентные люди у всех на виду. Ты не против? Можно?

Пока он произносил эту речь, Мирославу казалось, что раздражение Стрельникова, как тонны воды, давит на хлипкую плотину самоконтроля, и из нее один за другим, не выдержав напряжения, вылетают металлически болты, открывая прорехи. Еще минута-другая – и заслон сметет стихия, поглотив все вокруг. Окружающие, похоже, тоже чувствовали нечто схожее, потому что притихли все, даже лама перестал добавлять масла в огонь своей постоянной улыбкой. Но Стрельников все же совладал с эмоциями, приосанился и вытянул в сторону руку, как бы указывая профессору путь.

– Прошу вас, Анатолий Степанович.

О чем они говорили, Мирослав не слышал. Ветер донес до него лишь пару случайных слов, брошенных Стрельниковым: «любой ценой» и «время пришло». Погодин не отводил взгляда от двух фигур, стоящих на фоне покатого склона с россыпью остроконечных каменных глыб. Профессор едва ли доходил оппоненту до плеча, но держался уверенно.

– Анатолий Степанович, если вы считаете, что вам необходимо показаться врачу, то мы поедем в больницу, – твердо заявил Мирослав, когда они вернулись. Он знал, что Владимир Сергеевич виртуозно умеет прогибать людей как ему вздумается. Но это был не тот случай, когда следовало ему потакать.

– Нет, это была ложная тревога, со мной все в порядке. Наверное, я еще не вполне акклиматизировался. Утреннее головокружение сбило меня с толку. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше.

– Вы уверены?

– Абсолютно, – улыбнулся Роднянский.