Белое дело в России. 1920–122 гг.

Однако Врангелю были представлены совершенно иные сведения. Редактор газеты «Евпаторийский курьер» Б. Ратимов донес Главкому, что газета «Донской Вестник» «приносит вред, ведет проповедь розни и вражды с добровольцами, дискредитирует власть Главнокомандующего и готовит донцов к разрыву с ним, склоняет казаков к миру, доказывая бесполезность борьбы, угождает и льстит рабочей массе». Результатом стал приказ Главкома об «отрешении от должности донских генералов и предании Дю-Шайля военно-полевому суду». Помимо этого, 21 апреля 1920 г. обвинение «в государственной измене» было предъявлено Сидорину и Кельчевскому. Военно-полевой суд состоялся 3–4 мая 1920 г. Высшему командному составу инкриминировалось «преступное бездействие», результатом которого стало эсеровское «направление» казачьего официоза. На суде генерал Сидорин категорически отверг обвинение в «измене», хотя в «бездействии власти» он не отрицал своей вины. Первоначальный приговор суда обвиняемым: «лишение воинского звания, чинов, орденов и дворянства и четыре года каторжных работ» – был представлен на конфирмацию Главкому, однако Врангель заменил его «увольнением от службы в дисциплинарном порядке, лишая их, с согласия Донского Атамана (именно ходатайство Богаевского способствовало смягчению приговора. – В.Ц), права ношения в отставке мундира»[301].

Но и не считаться с интересами казачества было невозможно. Дело «Донского Вестника» показало, что хотя «оппозицию» в Крыму «подавить» легче, чем на Кубани, но путь конфликтов совершенно не продуктивен. Представители казачества должны были принять непосредственное участие в создании системы управления, даже несмотря на отсутствие собственных «суверенных территорий». В своих Записках Врангель отметил, что приказ № 2925 об организации Совета при Главнокомандующем был издан им «по предварительному соглашению с атаманами и председателями правительств Дона, Кубани, Терека и Астрахани». Однако оригинальный текст «Соглашения» был подписан 2 апреля, то есть уже после создания Совета при Главнокомандующем. В Севастополе в это время находились донской атаман генерал-лейтенант Богаевский (он подписал Соглашение и за Астраханское войско), кубанский атаман генерал-майор Букретов и терский атаман генерал-лейтенант Вдовенко. Преамбула Соглашения декларировала, что Главком ВСЮР и атаманы казачьих войск Юга России, «облеченные каждый полнотой власти… единодушно пришли к нижеследующим основным положениям их взаимоотношений». Первый пункт утверждал статус «единоличной власти» Главкома и подтверждал принятый еще в 1918–1919 гг. принцип подчинения казачьих воинских частей единому военному командованию: Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России, объединивший своим приказом для областей, занятых Вооруженными Силами, всю полноту власти в гражданском и военном отношениях, без всяких ограничений, является в отношении казачьих вооруженных сил высшим военным начальником, обладающим полнотой военной власти в отношении стратегического и тактического их употребления и по другим вопросам, непосредственно связанным с ведением военных действий, на основаниях, действующих в Донской армии (то есть автономия Донской армии, предусмотренная военными законами Войска Донского, сохранялась. – В.Ц.)». А «в отношении внутреннего гражданского устройства Казачьи Войска и Области пользуются полной автономией и являются независимыми от Главнокомандующего». Исключение из «независимости» (сказался горький опыт «договора с горскими сепаратистами» и последовавшего за ним «кубанского действа») составляла сфера внешней политики, контактов с «правительствами иностранных государств». В этой области «никакие сепаратные выступления Войсковых Атаманов не могут иметь места, и всякие сношения и действия должны предприниматься по соглашению с Главным Командованием и при его посредстве». Делалась и важная оговорка: «В то же время и Главнокомандующий, при ведении переговоров с Иностранными Правительствами, по всем вопросам, касающимся непосредственно Казачьих Областей и Войск, предварительно сносится с Атаманами».

Оригинальность ситуации состояла в том, что буквально за день до подписания соглашения (1 апреля 1920 г.) кубанский атаман Букретов и глава кубанского правительства Иванис подписали удостоверение на имя Л. Л. Быча, которым формально продлевали его полномочия в качестве главы иностранной делегации, разрешали ему «защищать интересы Кубанского народа перед Союзными державами и заключать договоры от моего (атамана. – В.Ц.) и Кубанского Краевого правительства имени». А в день подписания соглашения Иванис уполномочил одного из лидеров «самостийной группы», П. Л. Макаренко, «вести переговоры и подавать заявления Правительству Польской Республики и Правительствам Западных государственных образований от имени Кубанского Краевого Правительства».