Одновременно с подписанием Соглашения донским и кубанским атаманами были составлены особые меморандумы, предназначавшиеся для представителей стран Антанты и показывающие отношение казачества к возможному перемирию с Советской Россией, на котором настаивала Великобритания. В меморандуме атамана Богаевского указывалось на «историческое право казаков на самостоятельное существование, на их свободолюбие и республиканские убеждения». Поэтому «с насильственно навязанным советским строем казачество не примириться никогда». «Если вопрос о борьбе с большевиками бесповоротно будет решен в отрицательном смысле», то «независимость Донской территории должна быть гарантирована Антантой. Взаимоотношения Дона с Советской Россией должны быть только договорными». Это заявление в какой-то степени обращалось к статусу Всевеликого Войска Донского с 1918 г., когда атаман Краснов также не исключал возможности установления дипломатических отношений с РСФСР. Теперь же донская государственность должна была «гарантироваться» Антантой, и Дон мог бы тогда окончательно получить статус независимого государства, аналогичного республикам Прибалтики и Закавказья. Следует, однако, учитывать, что подобная перспектива была бы возможной лишь в случае прекращения военных действий ВСЮР против РККА.
В таком же духе был составлен меморандум Букретова. Пространно излагая историю суверенных прав Кубанского Края со времен Запорожской Сечи до 1917 г., перечисляя все признаки свободного, демократического государства, закрепленные в краевом законодательстве, документ завершался так: «Приемлемыми условиями для переговоров (с советской властью
Еще более откровенный характер носило заявление приехавшего в Тифлис главы Краевой Рады П. Тимошенко, касающееся «внешней политики Кубанского правительства»: «Мы участвуем в гражданской войне не ради войны. Мы продолжаем защищать свободу и демократический строй, установленные в Кубанском Крае волею народа через свои выборные государственные учреждения. Поэтому мы готовы во всякое время прекратить гражданскую войну, если Советская Россия согласится: а) вывести все свои войска из пределов Кубанского Края и б) признать за Кубанским Краем безусловное право на самостоятельность и независимое существование, провозглашенное Кубанской Краевой Радой 5 декабря 1918 года». С полной уверенностью в правомерности «суверенных прав Кубани» Тимошенко высказывался о «признании самостоятельности и независимости тех государственных образований, которые возникли на территории России и объявили свою независимость», о «невмешательстве во внутренние дела государств и государственных образований, возникших на территории России, в том числе и в дела Советской России», и о том, что «вопрос об объединении всех этих государств впоследствии в союз или в союзы на тех или иных основаниях ставится в зависимость исключительно от свободного волеизъявления их народов»[302]
.«Соглашение» от 2 апреля и «меморандумы союзникам» явно демонстрировали отсутствие намерений казачьих лидеров отказаться от продекларированных еще в 1917–1919 гг. «вольностей» и «суверенных прав». Эти документы вполне можно было рассматривать в качестве некоей «новой формы» взаимодействия добровольческого командования и казачьего руководства. Соглашение было подписано в условиях, когда немало казачьих политиков и военных было уверено в неизменности той политической линии, которая привела в феврале 1920 г. к созданию южнорусской власти. Тем не менее договор с Врангелем «самостийные» политики расценивали как «шаг назад», как «измену интересам казачества». Но вряд ли это можно было считать объективной оценкой, поскольку фраза о «независимости от Главнокомандующего» могла трактоваться весьма широко. Иное дело, что данное Соглашение неизбежно требовало дальнейшего развития, составления нужных подзаконных актов, при разработке которых мнение казачьих политиков имело бы решающее значение.