Белое дело в России. 1920–122 гг.

Так или иначе, широкомасштабные, скоординированные с польскими войсками действия ВСЮР могли оказаться роковыми для Советской Росиии осенью 1919 г. В конце ноября 1919 г. Деникин сообщал в Варшаву, что «Восточная польская армия, успешно наступавшая против большевиков и петлюровцев… вот уже несколько месяцев прекратила наступление, дав возможность большевикам перебросить на мой фронт до 43 тысяч штыков и сабель. Большевики так уверены в пассивности польского фронта, что на киевском и черниговском направлениях они совершенно спокойно наступают тылом к нему». Еще одним свидетельством «неискренности» польской делегации в Ростове, отмеченной Деникиным, стал протокол беседы 15 сентября 1919 г. офицера штаба ВСЮР полковника барона А. Л. Нолькена с одним из офицеров польской миссии майором В. Пшездецким, бывшим офицером германской армии и кавалером ордена Железного креста. Судя по докладу Нолькена, Пшездецкий старался доказать, что у польской миссии нет стремления заключить военный союз только из «страха» перед «большевизмом»: «Мы приехали сюда вовсе не для одних чисто боевых вопросов. Мы должны знать, на каких условиях сложатся наши дальнейшие отношения… У нас, как и у вас, власть в военных руках. Я являюсь не только как офицер Генерального штаба, но и дипломатическим представителем… Мы дошли до границы, где находились поляки, теперь подходим к пределам русской земли. И мы можем вам помочь, но мы желаем теперь заранее знать, что нам заплатят за нашу кровь, которую нам придется пролить за вас. Если у вас нет теперь органа, желающего с нами говорить по тем вопросам, которые нас так волнуют, под тем предлогом, что они не авторитетны (отсутствие Учредительного Собрания. – В.Ц.) для решения вопроса о территории, то нам здесь нечего делать». Циничная откровенность Пшездецкого возмутила Деникина и его начальника штаба Романовского. Последний написал на докладе Нолькена о необходимости «вызвать генерала Карницкого и потребовать от него объяснений, действительно ли имеет полномочия этот наглец (Пшездецкий. – В.Ц.) вести такие речи. И может быть, действительно им (польской делегации. – В.Ц.) делать нечего здесь». Сам же Главком отметил, что «никаких официальных, неофициальных сообщений, кроме речей – нет. Прием – как союзников…, уполномочен ли на такие предложения и в такой оскорбительной форме?» Однако вряд ли следовало бы принимать высказывания «откровенного германофила», каковым обоснованно считался Пшездецкий в самой польской делегации, за мнение всего ее состава. Показательно то, что, узнав о случившемся, генерал Карницкий незамедлительно отправил Пшездецкого обратно в Варшаву, исключив его из состава делегации, и принес свои извинения командованию ВСЮР. Казалось, «скандал» улажен, но улучшению переговоров это не помогло[359].

Уже в эмиграции Деникин вспоминал, что у Карницкого, очевидно, могла быть «личная» неприязнь к нему, поскольку еще в 1895 г. будущий Главком ВСЮР в чине подпоручика-артиллериста участвовал в суде чести, разрешившем конфликт, грозивший дуэлью, между гусарским корнетом Карницким и офицером его артиллерийской бригады. «Через четверть века, – вспоминал Деникин в книге «Путь русского офицера», – судьба столкнула меня с бывшим корнетом в непредвиденных ролях: я – Главнокомандующий и правитель Юга России, он – генерал Карницкий – посланец нового Польского государства, прибывший ко мне в Таганрог в 1919 году для разрешения вопроса о кооперации моих и польских армий на противобольшевистском фронте…, о прошлом мы не говорили. Но Карницкий в донесениях своему правительству употребил все усилия, чтобы представить в самом темном и ложном свете белые русские армии, нашу политику и наше отношение к возрождавшейся Польше. И тем внес свою лепту в предательство ВСЮР Пилсудским, заключившим тогда тайно от меня и союзных западных держав соглашение с большевиками»[360].