Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Так ли это? Уже в 1917–1919 гг. Белая гвардия многими ее бойцами и теми, кто ждал ее прихода в Советской России, воспринималась не как политическая, а прежде всего как духовная сила в противостоянии «большевизму». Но Послание Патриарха в большей степени посвящалось именно политическим вопросам. В нем определялись и некоторые особенности политического характера Белого движения, которые подчас не замечались исследователями. Это Послание – последнее публичное заявление Святейшего Патриарха, сделанное им в годы «кровавой международной брани» – гражданской войны. Не изменяя прежним обвинениям «безбожной власти», Патриарх Тихон напоминал об «ужасах кровавой политической борьбы», жертвами которой стало множество «Архипастырей, и пастырей, и просто клириков». «Вина» их в том, что они «подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя…». Примечательно, что теперь в отношении советской власти Святейший Патриарх употреблял словосочетание «современная власть». Это, очевидно, не случайно. Для Патриарха эта власть была связана с определенным, преходящим временем. Послание содержало очень важное указание на характер власти, которая могла быть признана в те годы: «…установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение».

Если вдуматься в слова Святейшего Патриарха – «установление формы правления – дело самого народа», нетрудно увидеть здесь не только полное соответствие идее «непредрешения основных форм государственного строя до созыва Учредительного Собрания» (то есть основного политического лозунга Белого движения), но и отношение к любой форме правления, которая могла быть продекларирована в условиях противостояния с советской властью. Эта форма, пока не закончена гражданская война, никоим образом не может считаться окончательной.

О том, какова степень «народности» советской власти, Патриарх Тихон неоднократно высказывался во всех своих предыдущих Посланиях…

Долгожданный мир установится на Руси не тогда, когда будет провозглашен тот или иной политический лозунг (монархический или либерально-республиканский). Нет. «Никто и ничто не спасет России от нестроения и разрухи, пока Правосудный Господь не преложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих, а через то не «возродится духовно в нового человека, созданного по Богу в справедливости и святости истины (Ефес. 4, 24.)».

Святейший Патриарх предупреждал и от распространенных среди части российской антибольшевистской элиты надежд на «иностранное вмешательство в нашу разруху». Во всяком случае, Церковь к этому была непричастна: «никакое иноземное вмешательство… не спасет Россию».

Как Церковь могла взаимодействовать с белой властью? В Послании Святейшего Патриарха не говорилось, что Белое движение – это «самозваное и незаконное правление» (как называлось, например, в декретах большевистского Совнаркома Российское правительство адмирала Колчака). Это именно «новая власть». Причем власть, не противостоящая Русской Православной Церкви. Иначе как объяснить слова Послания, что «при перемене власти (именно «власти». – В.Ц.) служители Церкви иногда приветствуют эту смену колокольным звоном, устроением торжественных богослужений и разных церковных празднеств. Но если это и бывает где-либо, то совершается или по требованию самой новой власти (вот указание на отношение к Церкви «белой власти». – В.Ц.), или по желанию народных масс (приветствующих, как следует понимать, эту «белую власть». – В.Ц.), а вовсе не по почину служителей Церкви». А должна ли Церковь стоять в стороне от «желания народных масс», если эти «желания» направлены на духовное очищение и освобождение? Можно ли считать такие «желания» – «политическими»?

Но для священноначалия Русской Православной Церкви в 1918–1920 гг. и «белая власть» тоже была преходящей, временной. Не только потому, что она провозглашала принцип «непредрешения» и имела «относительное историческое значение». Не только потому, что эта власть уступила бы свои полномочия Национальному Учредительному Собранию или Земскому Собору, который и «установит образ правления в России», «утвердит Основные законы».

«Богу, по апостольскому наставлению, должно повиноваться более, чем людям (Деян. 4, 19; Галат. 1, 10)». Вот это – самое важное. И поэтому следовало сохранить Церковь, и поэтому нужно было «не подавать никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти», «подчиняться и ее велениям». В условиях продолжавшегося в 1919 г. «многовластия», священноначалию подобало, памятуя канонические правила и завет Св. Апостола Петра: «Блюсти себя от творящих распри и раздоры» и «повиноваться всякому начальству» в делах мирских (1 Петр. 2, 13)».