Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Но только в «делах мирских» и можно было принимать советскую власть. Конечно, никто не мог сомневаться в необходимости регулирования, например, хозяйственных вопросов работы храмовых приходов, находившихся на советской территории. Не стоило уходить «в катакомбы». Но это не означало некоего примирения и тем более поддержки советской власти в октябре 1919 г.

Священноначалие на территориях «белой власти» должно было «уклоняться от участия в политических партиях и выступлениях» (надо полагать и в правых, в монархических, также), «стоять выше и вне всяческих политических интересов», «памятовать канонические правила Святой Церкви, коими она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций».

Политическая история Белого движения в период 1917–1922 гг. подтверждала: священноначалие не состояло в политических партиях (общественные организации, «Союзы», «Братства» не являлись партиями) не участвовало в «политических демонстрациях», а совершало требы, богослужения в той мере, как это было связано с церковной жизнью тех регионов, которые находились под «белой властью». А отказаться от них противоречило их долгу. Не случайно почти все (за редким исключением) проповеди священноначалия были не о «форме правления», не о «политических программах» (кадетских или монархических), а против «неверия и безбожия», этих страшных язв, более всего поразивших ту часть бывшей паствы Христовой, которая оказалась на территории советской России.

В этой связи показательно свидетельство полковника Е. Ф. Емельянова, прихожанина церкви «на Станичке» в г. Новороссийске в 1918 г.: «В одно из воскресений батюшка по окончании обедни вместо проповеди говорит: «Меня упрекают, что я делаю храм Божий местом политической пропаганды, противобольшевицкой пропаганды. Это не так! Я, как пастырь духовный, обязан предостеречь паству свою от тех заблуждений и ошибок, в которые, по-моему, она впасть может» и начал медленно и вразумительно предостерегать от большевицко-коммунистических прелестей, начав с необходимости неприкосновенности семьи, а кончив словами: «Это не политическая арена, это не политический митинг, это я, как пастырь ваш духовный, излагаю вам, как пастве своей, как наша Православная Церковь смотрит на все это и как глаголят о том святые апостолы наши и их преемники. Аминь».

Заканчивалось Послание Святейшего Патриарха вполне определенным указанием именно на этот долг священноначалия: «Посвящайте все свои силы на проповедь Слова Божия, истины Христовой, особенно в наши дни, когда неверие и безбожие дерзновенно ополчились на Церковь Христову, и Бог любви и мира да будет со всеми вами. Аминь (2 Кор, 13, 11.)»[719]. О том, насколько следовали каноническим правилам на «белой» территории, свидетельствовало, в частности, проведение «дней покаяния» накануне праздника Воздвижения Честнаго и Животворящаго Креста Господня, в точном соответствии с решениями Всероссийского Поместного Собора[720].

Известно, что текст данного Послания проходил предварительную проверку органов советской власти (ведь с 1919 г. Патриарх по сути находился в заточении, под бдительным контролем структур ВЧК), но нельзя не заметить, что от их внимания ушли именно духовные оценки антибольшевистского сопротивления. Большевики, в силу своего неверия и безбожия, воспринимали Церковь как часть политической системы и именно в этом ее качестве опасались заявлений священноначалия. Для них важное значение имело политическое противостояние, а не «духовная брань». Поэтому призыв к отказу от политической борьбы и слова «повинуйтесь велениям» советской власти вполне могли расцениваться ее представителями как осуждение сопротивления большевизму. Но борьба с «междоусобиями», разорившими «Святую Русь», стала для Святейшего Патриарха в 1919 г. многократно важнее военно-политического противостояния.

К осени 1919 г. Послания, анафематствующие отступников от Православия, стали слишком широко известны и в пределах Советской России и на территориях белых правительств. Очевидной становилась потребность советской власти «оправдаться» перед еще остающейся религиозной рабоче-крестьянской средой. Временно, обманно примириться с ней ради продолжения «мировой революции».