Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Такое негативное отношение Правителя Юга России к любым потенциально нежелательным политическим инициативам проявлялось и ранее, еще до 1920 года. Схожая ситуация имела место, в частности, во время присоединения к Добрармии отряда полковника М. Г. Дроздовского, в рядах которого существовал неформальный «монархический союз» ротмистра Д. Б. Болговского, известного своими откровенно террористическими взглядами на методы «борьбы с крамолой», причем не только «большевицкой», но и «либеральной». Подобного рода «монархисты» считались не только бесполезными, но и прямо-таки опасными, вредными для политического курса Белого движения[779]. Возможно, однако, что монархические принципы при более продолжительном существовании белого Крыма получили бы заметную поддержку. Показательно, что первый номер еженедельника «Россия», вышедшего в Болгарии 25 сентября 1921 г., открывался статьей «Монархия или республика?» В ней однозначно утверждалась бессмысленность прежнего «непредрешения»: «Мы слишком долго играли в прятки… Чем Россия может быть при республиканском строе: либо полное бессилие центральной власти, либо классовый гнет, какого не знал ни один режим прошлого; в том и в другом случае – распад государства на составные части, экономическая смерть и утрата всякого народного значения».

Популярные для 1921 г. идеи «третьей силы» не находили отклика как у монархистов, так и у сторонников Врангеля: «Создать какую-либо промежуточную форму между монархией и республикой уму человеческому не дано. «Советы без коммунистов» свелись бы к явочным порядкам, установленным при Временном правительстве и приведшим уже нас однажды к большевизму». Поэтому – «остается монархия, т. е. власть внеклассовая, внепартийная, способная собрать рассыпавшуюся Русскую землю и ответственная за свои действия». Процесс возрождения монархии принципиально представлялся по заявленной еще в 1918 г. формуле – «через военную диктатуру – к Престолу». Преемственность власти отнюдь не должна означать возврата «к прошлому». «Россия и при монархии будет другой, новой. Надо обладать неисчерпаемым запасом наивности, чтобы предполагать возможным возвращение к дореволюционной старине, от которой нас отделяет не пятилетие, а целое столетие бурных переживаний и потрясений. Но было бы воистину непоправимым бедствием, если бы Россия после уроков, преподанных ей опытом последних лет, вернулась бы к явочной (т. е. введенной единоличным актом 1 сентября 1917 г. – В.Ц.) республике А. Ф. Керенского. Тогда бы пробил последний час России»[780].

Настроения же военных, сторонников «Рейхенгалля», довольно четко выражала, в частности, брошюра Н. Д. Тальберга «Трагедия русского офицерства». В ней определялись причины поражения Белого движения, связанные с неопределенностью политической программы. Героическое подвижничество офицерства ничего не могло изменить. «Где бы офицерство ни сражалось – и на Юге, и затем в Сибири, на Севере, под Петроградом – везде они чувствовали свою разобщенность с тем народом, который шли освобождать от коммунистов. Большей части народа, которою уже была осознана пагуба революции, – ничего не говорили туманные лозунги «За Великую, Единую, Неделимую». Эти ждали Царя… Эти не понимали своих спасителей… Но несмотря на все тяжелые внутренние переживания, офицерство сражалось и умирало, храня в душе те святые заветы, вся духовная красота которых в их триединой нераздельности становилась все ярче в сравнении с серостью и слизостью беспринципной аполитичности. «В пожаре беспощадной гражданской войны у нас, первопоходников, как ее инициаторов и участников, росло и крепло сознание, что только истинный Хозяин земли Русской, к которому с тоской и надеждой обращены взоры Русского Народа, сможет дать России столь необходимый ей мир и покой», – открыто заявляют о своих заповедных тогдашних чаяниях первые участники добровольческого движения в своем недавнем обращении к Великому Князю Николаю Николаевичу.

Искание ясных идеалов влекло офицерство и в те армии, где открыто выдвигался монархический принцип, в особенности когда во главе таких формирований становились вожди складки графа Федора Артуровича Келлера, который с места не принял революцию… Но этим армиям не суждено было развиться, они попадали в сферы узких влияний иностранных держав, которые поддерживали «демократические» настроения и систематически задавливали все, что отзывалось монархизмом»[781].