Белое дело в России, 1920–1922 гг.

В подтверждение своей готовности «продолжать активную борьбу для свержения коммунистического и чекаского (ВЧК. – В.Ц.) ига» Петриченко и его соратники особенно подчеркивали, что среди кронштадтского гарнизона большинство составляли «давнишние противники большевиков, ранее служившие в добровольческих армиях… у Деникина». Авторы письма заявляли, что в борьбе с советской властью допустимы «всякие возможные способы»: «интервенция, приход русских добровольческих армий или восстание внутри России». В соответствии с планами организации повстанческого движения кронштадтцы предполагали возможность формирования в Финляндии «надежной воинской части» (из числа интернированных), могущей «составить ядро для успешного развития борьбы с большевиками»[795].

Врангель позитивно оценил обращение к нему «кронштадтцев» – настолько, насколько это совпадало с его планами организации «сопротивления» в Советской России в условиях отсутствия «белых фронтов». В письмах Гримму (17 и 18 августа 1921 г.) Главком признавал, что «при нынешней фазе борьбы… мы не можем отвергать ничьего содействия, продиктованного желанием спасти нашу Родину, и способствующего скорейшему свержению большевизма». При этом полностью поддерживались пункты о крестьянской земельной собственности, о свободе профсоюзов, подчеркивалось, что решение «национального вопроса» должно проходить в условиях провозглашенного в программе Белого дела курса на «непредрешение»: «Сама жизнь и экономическая связь Центральной России с ее окраинами подскажет правильное решение пункта… о взаимоотношениях центрального российского правительства и окраин». Свое отношение к лозунгу «Власть Советам, а не партиям!» Врангель также высказывал в духе «непредрешения»: «Ни одна политическая группа, даже сколь бы значительна и сильна она ни была, не может предопределять форм государственного устройства России… Таковая форма может выявиться лишь путем свободного волеизъявления народа, по освобождении его от красного ига…; лозунг этот приемлем и как прием борьбы, если он сможет найти себе отклик в массе населения»[796].

Подчеркнув отсутствие принципиальных разногласий с заявлениями кронштадтцев, Врангель наметил дальнейшие пути практического взаимодействия с ними. Предлагалось создание разветвленной подпольной структуры, которая заменила бы собой разгромленные ЧК летом – осенью 1919 г. отделения Национального Центра в Петрограде, и сплотила еще «имевшиеся в Петрограде активистские организации». «Схема» образования нового «Центра» имела специфические, вызванные обстановкой 1920–1921 гг., особенности в процессе создания подпольных структур. Гельсингфорсская группа профессора Гримма взяла на себя роль координатора связи между Константинополем, где размещался Русский Совет Врангеля, и красным Петроградом.

В письмах Главкому от 27 июня и 4 октября 1921 г., подводивших итоги попыток организации белого подполья, Гримм отмечал, что «работу предполагалось вести в двояком направлении»: «отправка в Петроград нескольких матросов, особо рекомендованных Петриченко» с целью установления местных контактов в рабочей и матросской среде и «организация ячеек для активных выступлений» (не менее 8 групп), а также формирование «из оставшихся в лагере (в Финляндии. – В.Ц.) надежных элементов… боевой группы» в составе пехотного полка и морского батальона. Общую координацию «Петроградской боевой организации» (как стала называться новая подпольная структура) осуществлял коллега Гримма по Петроградскому университету профессор географии В. Н. Таганцев. В 1919 г. он участвовал в работе Национального Центра (в «академической группе») и сохранил достаточно широкие связи среди городской интеллигенции и военных.