Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Таким образом, с начала лета 1921 г. политический курс «Меркуловского правительства» формировался не только под воздействием установок «Несоциалистического съезда», но также и с учетом других небольшевистских структур, будущего «Демократического союза». Правительству и армии невозможно было игнорировать ту немалую одиозность, которую имела в Приморье личность атамана Семенова, олицетворявшего для многих образ агрессивной и неуправляемой «атаманщины», казачьей «вольницы», неспособной к компромиссам. В эмиграции считалось, что причиной разногласий Меркуловых и Семенова стало разное отношение к перспективе возобновления боевых действий с ДНР. Также и сам Семенов писал в своих мемуарах, что «Меркуловы, захватив власть в городе, объявили себя правительством и заявили о прекращении вооруженной борьбы с большевиками и о решении правительства заняться устройством мирной жизни Приморской окраины. Что касается меня, то мое желание продолжать вооруженную борьбу с красными было выставлено как преступное стремление к пролитию братской крови…»[1061].

Весьма выразительно и кратко высказал обобщенное отношение к атаману Семенову со стороны «каппелевцев» бывший начальник Ижевской отдельной стрелковой бригады (в 1919 г.), начальник гарнизона Владивостока в июне 1921 г. генерал-майор В. М. Молчанов: «…Атаман Семенов… хотел приехать в Приморье, но мы это не поддержали. Он бежал от нас из Читы, и мы совершенно не хотели его видеть во Владивостоке. Мы в нем не нуждались, и мы все перестали признавать его Верховным Правителем и преемником Колчака»[1062].

Примечательно, что в противостоянии Семенову говорилось даже о возможном взаимодействии с войсками ДВР. В начале июня в крае стали распространяться слухи о якобы имевшей место инициативе начальника гарнизона г. Никольска-Уссурийского, бывшего командира 2-го Сибирского стрелкового полка генерал-майора И. С. Смолина, проводившего переговоры с делегацией ДВР из Анучино. Последней предлагался план «мирного слияния войск ДВР с войсками каппелевской армии», при условии, в частности: «полной ликвидации Семенова и его войск», «скорейшей эвакуации японских войск из Приморья», «снятия погон и знаков военного отличия», «недопущения работы Несоциалистических организаций», «восстановления Народного Собрания». Однако данные предложения оказались слишком «смелыми» и даже не рассматривались в качестве приемлемых. А 30 июня генерал Смолин выступил с официальным опровержением подобных сведений, заявив в приказе по гарнизону: «Разговор… относительно каких-то соглашений и совместных действий с партизанами Анучино и войсками ДВР против Семенова… от начала до конца является сплошным злостным вымыслом с целью подрыва доверия в армии и населении к Правительству и поставленному им старшему командному составу»[1063].

Правда и простого недовольства прошлогодними (летом – осенью 1920 г.) уступками Семенова «общественности» было недостаточно для того, чтобы принять его в качестве носителя «верховной власти». Атаман категорически настаивал на срочном переходе к военным действиям против ДВР. В своем выступлении перед прибывшими к нему делегациями «правых» организаций Семенов заявлял следующее: «Меркулов мне говорил, что они решили не бороться с большевиками, а мирно изжить большевизм, проповедуя какой-то глупейший способ непротивления. Мало этого, когда я заявил, что отнюдь не собираюсь вмешиваться ни в политическую, ни в административную жизнь, он к моему безграничному удивлению потребовал от меня шестимесячного перерыва борьбы с большевиками, т. е. определенного уничтожения и ликвидации красными восстаний и разгрома группировок по частям. Это глупое выбалтывание со стороны Меркулова раскрыло мне глаза на то, что тут зреет определенное предательство и может быть явная провокация и измена делу возрождения России…»[1064].

Действительно, руководство Приморья не стремилось заявить о своей готовности к противостоянию с ДВР, хотя подобная перспектива и не исключалась. Генерал Болдырев вспоминал, что Меркулов в выступлении на открытии заседаний Народного Собрания отметил: «…Мы полагаем необходимым по возможности вести мирную борьбу (с «коммунистической властью»), принять все усилия к тому, чтобы тут, у нас, жизнь устроить неизменно лучше, чем там, у них: чтобы они, видя это лучшее, имели самый убедительный факт, во-первых, и, во-вторых, чтобы те, которые в этом уже убедились, почерпали мужество для дальнейшей борьбы… Но… если нас вынудят, мы, стремясь к защите населения, к самообороне, вынуждены будем в таком случае нарушить также принципы мирной борьбы и пойти, против своего желания, с оружием в руках защищать безопасность и порядок»[1065].