Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Но все решилось гораздо более простым способом. 22 августа 1945 года в Дайрене был высажен советский воздушный десант. «Автоматчики меня окружили, спрашивают – где ваша дача? – рассказывает дочь Атамана, застигнутая во время прогулки. – Я показала. Отец был на третьем этаже, работал над книгой. Они зашли, – сдайте оружие, отец отдал пистолет. Нормально разговаривали, и поужинали вместе с отцом, майор и какие-то еще. А потом забрали, увезли…» Лишь еще один раз довелось детям повидать своего отца. «Будьте умницами, будьте честными», – говорил он дочерям, крестя их на прощание. – «Живите по-христиански». И еще одна фраза запала тогда им в душу: «Я лишил вас Родины, а теперь вот возвращаю. Наверное, ценой своей жизни…»

Он надеялся – больше ему ничего не оставалось, – что враги удовлетворятся расправой над ним одним. Может быть, несмотря на яростную непримиримость, пронесенную через все эмигрантские годы, Атаману хотелось верить, что советский строй все же эволюционировал в сторону человечности или хотя бы законности. Но надежды были тщетными: 23-летнего сына Михаила, инвалида от рождения, расстреляли, второго сына Вячеслава и трех дочерей – Елену, Татьяну и Елизавету бросили в концлагеря. Одну из них довели до попытки самоубийства, после чего десятилетиями держали в сумасшедших домах… Они были детьми своего отца, и для коммунистической юриспруденции этого оказалось достаточно.

А насчет себя самого у Атамана Семенова, наверное, уже не оставалось никаких иллюзий – недаром на заданный при аресте вопрос, каких взглядов он придерживается, Григорий Михайлович отвечал, сознательно делая первый шаг к неизбежному: «Все тех же, что и в гражданскую войну, – за которые у вас расстреливают». Отрывки из материалов следствия и прошедшего в августе 1946 года в Москве «семеновского процесса» публиковались, но рисовать на их основании картину происходившего вряд ли возможно: слишком недостоверно звучат влагаемые в уста генерала реплики и слишком суконным советским языком заставляют его разговаривать «протоколисты», как будто вместо тюремного заключения Атаман усердно посещал курсы агитпропа. Да и что могли изменить любые реплики? Все было решено заранее, еще много лет назад, и зачитанный 30 августа приговор «к смертной казни через повешение с конфискацией всего принадлежавшего ему имущества» вряд ли мог кого-нибудь удивить, как не могло удивить и то, что исполнение не стали откладывать ни на один день…

«Григорий Михайлович так же, как его однополчанин барон Унгерн фон Штернберг на расстреле, встал под свою петлю со спокойным достоинством, будто под полковое знамя, отбитое им у врагов еще на Первой мировой войне», – читаем мы у одного из сегодняшних авторов, искренне считающего, что подобными красивостями он делает услугу памяти Атамана. Очень легко сейчас рассуждать о «спокойном достоинстве» перед виселицей или с небрежным кощунством уподоблять большевицкую петлю – «священной воинской хоругви» [198] ; именно поэтому остановим свое любопытство на пороге камеры смертников и, не имея адекватных источников и не доверяя «судебным протоколам» и выползавшим из чекистской среды слухам, обратимся лишь к последнему бесспорному документальному свидетельству – тюремной фотографии генерала.

…Известно, как советские застенки ломали людей. Конечно, Григорию Михайловичу не хотелось умирать, и вряд ли он специально шел на конфликт со следователями и судьями. Но можно сколько угодно рассуждать об этом и читать «последнее слово Семенова» – «…я старался искупить свою вину и перед Матерью-Родиной и ее народом, и я с честью выполню, если только представится возможность, свои клятвы и обещания перед вами, высокие судьи…» – а потом просто посмотреть Атаману в глаза, чтобы почувствовать правду.

В них – горечь, обреченность и уже отстраненность от всего земного, но в них и твердость и неизбывная вражда. Очевидцы вспоминали, что Атаман мог «взорваться» яростью, и не она ли тлеет в его взгляде, как жар под золою потухающего костра? И разве не тот же он, что бы ни утверждали любые цитаты советских протоколов, —

Первый поднявший Белое знамя борьбы…

Первый восставший против неправой судьбы…

А. С. Кручинин

Генерал-лейтенант М. К. Дитерихс