Таким образом, впервые за время Белой борьбы, вожди которой почти повсеместно стояли на позициях «непредрешения», был открыто выдвинут монархический лозунг, преобладавший затем в среде военной эмиграции. Это свидетельствовало о глубочайшем разочаровании в принципах демократии и народоправства, которое испытали рядовые участники Белого движения за годы борьбы. Действительно, представители левых партий успели за это время показать свою полную неспособность к созидательному государственному строительству и вообще к чему-либо, кроме всеобщей критики и разрушения. Соответственно, у белых бойцов все более крепло стремление возвратиться к нравственным истокам, к вековым русским традициям Православия и Монархии. И все происходящие с Россией беды они теперь склонны были рассматривать как возмездие, Божию кару за отступничество, совершенное Россией в феврале 1917 года.
В этом отношении чрезвычайно показательна идейная эволюция самого Дитерихса от «сторонника демократии» и сотрудника (пусть и невольного) Керенского в 1917-м и «чешского добровольца» в 1918-м – к твердой и открытой демонстрации своих внутренних убеждений монархиста и верующего Православного человека в 1922 году. Может быть, значительную роль в таком переосмыслении сыграло его участие в расследовании убийства Царской Семьи, а потом работа над книгой об этом? Сам же Дитерихс в своей программной речи на заседаниях Собора излагал свои взгляды так:
«В несчастную ночь с 27-го на 28-е февраля под влиянием дурмана Россия встала на революционный путь… И вот, господа, заслуга Земского Собора заключается в том, что начало нашей религиозной идеологии он решил смело, открыто, во всеуслышание. Эта идеология зиждится не только на том, что мы сейчас снова должны вернуться к идее России монархической. Но этого мало. Первой нашей задачей стоит единственная, исключительная и определенная борьба с советской властью, свержение ее. Далее – это уже не мы. Далее – это будущий Земский Собор…»
Как же оценивали поступки и заявления Дитерихса его соратники и современники? По-разному. Одни видели в этом политическую мудрость, возвращение к устоям общества и нравственности. Другие, как, например, изрядно «покрасневший» генерал Болдырев – «нечто близкое к простому предательству по отношению к Народному Собранию» и «воинствующий мистицизм». Красные, разумеется, писали о «сумасшедшем Дитерихсе», объявившем против них «Крестовый поход».
Но, независимо от политических симпатий и антипатий, в первую очередь бросается в глаза предельная политическая честность Дитерихса в этот период. Раз приняв какое-либо решение, генерал уже не отступал, пусть даже лично для него в данный момент оно становилось невыгодным. И похоже, что он действительно верил в Чудо, в то, что его порыв увлечет за собой окружающих и что в результате, вопреки всем материальным расчетам, удастся переломить даже самую безнадежную ситуацию.
В соответствии со своими воззрениями Дитерихс строил и подчиненные ему органы власти. В помощь Правителю был создан Приморский Поместный Совет, состоящий из владивостокского городского головы, председателя областной земской управы, Атамана Уссурийского Казачьего Войска; возглавлял его, на правах министра внутренних дел, генерал Бабушкин. Законодательная власть должна была осуществляться Приамурской Земской Думой, куда вошли представители от всех церковных приходов Владивостока и Никольска-Уссурийского, от сельского самоуправления, профсоюзов, Уссурийского казачества и несоциалистических организаций, – всего 34 члена. Местом пребывания Думы был назначен город Никольск-Уссурийский. Основой же местного самоуправления должны были стать церковные приходы. Утвердив эту структуру власти, Земский Собор и завершил свою работу 10 августа 1922 года.
Не менее насущной была реформа в армии. И здесь Дитерихс за короткий срок успел сделать довольно многое. Во-первых, благодаря авторитету в войсках ему удалось добиться определенного паритета между «каппелевцами» и «семеновцами», не давая при этом преимущества ни одной из групп, и тем самым притушить соперничество, вновь вспыхнувшее было в дни «недоворота». Во-вторых, все части, изрядно поредевшие в дни боев под Хабаровском, были свернуты в более мелкие единицы, в соответствии с их численным составом.