Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Могла ли война не найти своего «рыцаря смерти»? В последнее время появляются версии о его участии военным советником в Гражданской войне в Испании (1936–1939), где Балахович якобы делился своим партизанским опытом в штабе генерала Франко. Но, хотя было бы чрезвычайно заманчиво представить старого «Батьку» инструктирующим марокканскую конницу «войск Национальной Испании», скорее всего здесь мы имеем дело с очередной легендой. Помимо того, что наиболее подробная польская биография генерала просто не оставляет ему на это времени, не следует сбрасывать со счетов неприязненное отношение, которое он питал к Германии, активно поддерживавшей Франко. В эти годы Булак целиком в мечтах о новом славянском Грюнвальде [232] , о войне с победным финалом в Берлине… Однако в действительности ему пришлось увидеть зарево над Варшавой.

Впрочем, не в одном Гитлере видел он угрозу. Один из старых балаховцев позже вспоминал речи, которые «Батька» вел в кругу своих соратников. «Я знаю – некоторые из вас посмеивались над моим увлечением Тарасом Бульбой, который был естественный тип средневековья, – говорил он, – но любил я его не за это, а за упорную непримиримость к врагу, за стойкость в христианской вере, свободолюбие и преданность своим товарищам. – Он и погиб страшной смертью за эти идеалы… Я убежден, что скоро настанут страшные времена, которые по силе человеконенавистничества, жестокости и преследования христиан и вообще верующих в Бога превзойдут не только средневековье, но и жуткую эпоху ассирийских и египетских царей… Да, господа, скоро еще нам придется отвечать на вопрос: “во Христа веруешь?”, причем утвердительный ответ будет требовать немедленной защиты с оружием в руках христианской цивилизации. Поверьте мне, вопрос будет так поставлен, или победить, или влачить жалкую жизнь раба и лизать пятки большевицкого хама!»

Вспомнил ли Балахович эти свои слова в сентябре 1939 года, когда в обливающейся кровью Польше, которую делили между собою нацисты и большевики, он бросился формировать новый партизанский отряд? К этому времени чин его был признан, и «Добровольческую Группу» (название менялось несколько раз) Булак-Балахович возглавляет уже не генерал-майором Русской Армии, а бригадным генералом Войска Польского. Почти две тысячи отозвавшихся на его клич добровольцев объединены в два пехотных батальона, два эскадрона кавалерии, противотанковый взвод и – отголосок минувшей войны? – юнкерский и офицерский отряды, действуя в дни обороны Варшавы на южном участке.

Кажется, возвращаются дела двадцатилетней давности. Вновь идут по тылам противника балаховцы; вновь стелется в карьере на пулеметы дикая конница; ближайший помощник Булака – есаул Яковлев (теперь он польский полковник), в 1920 году командовавший казачьей бригадой… Тогда они крепко не ладили – Яковлев не хотел подчиниться, – сегодня же стоят в общем строю: «скоро настанут страшные времена…», и встретить их надо, как прежде, с оружием в руках.

Позже рассказывали, будто Балахович «объявил о формировании отряда для похода против большевиков», и в какой-то мере можно этому поверить, поскольку генерал посылал своего эмиссара и в восточные области Польши – в Брест-Литовский, Люблин и Вильну для контакта с «формирующимися там моими отрядами», – а ведь Брест и Вильна входили уже в советскую зону раздела Польши. Но 30 сентября пала Варшава, открытая вооруженная борьба была окончена, и «Батьке» с его приближенными пришлось переходить на нелегальное положение.

Ну, уж для этого он решительно не был создан. Попытки конспиративной работы Булак-Балаховича трудно назвать успешными – кружок лиц, собравшихся при нем, объединялся, очевидно, лишь обаянием самого генерала и за семь месяцев никакого вклада в подпольную борьбу внести не успел, «Батьке» же соратники в конце концов посоветовали выбраться из Варшавы. Но на прощание генерал, как рассказывал близко знавший его сослуживец, решил «“кутнуть” по своему обыкновению»… – «А кто два раза в день не пьян, тот, извините, не улан…»

Был или не был Балахович навеселе, когда 10 мая 1940 года у его дома, уже после комендантского часа, его остановил немецкий патруль? Наверное, это неважно, как неважно и то, была ли эта встреча случайной или кто-то донес оккупантам о скрывающемся генерале, и его поджидали специально направленные гестаповцы. В конце концов, можно быть пьяным и не от вина – вспомним размышления Мережковского: «летит и долетит до конца, не остановится. Вот этим-то концом он, может быть, и пьян»; «есть упоение в бою» – и с одной только палкой в руках, на которую опирался он при ходьбе (тревожили старые раны?), партизан Балахович принял последний свой бой.

Он и сам не любил брать в плен настоящих врагов – не обманутых красноармейцев, а комиссаров и чекистов. Еще на Великой войне он не ждал себе плена от немцев. Не пошел он в плен и сейчас, предпочтя автоматную очередь и легкую смерть на месте.