Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Однако Белорусской Республике и в балаховском ее варианте суждено было недолгое существование. 16 ноября начинается откат, в ночь на 18-е оставляется Мозырь, и с арьергардными боями, огрызаясь и выскальзывая из приготовленных для них «мешков», войска обоих братьев пятятся к демаркационной линии. Отступление продолжается до 28 ноября, когда основные силы переходят на польскую сторону и сдают оружие (существует упоминание, что разоружение происходило не безболезненно, а в отношении частей, предводимых младшим братом, – даже с боем, но эта версия сомнительна). Сам «Батька», в последних боях раненный в ногу и находившийся в тяжелом состоянии, едва не застрял на советской стороне и лишь 30 ноября был выручен специально вернувшимся из-за кордона полковником Жгуном, с небольшим отрядом разыскавшим генерала и переправившим его за демаркационную линию. Для генералов Булак-Балаховичей начиналась эмиграция.

* * *

Эмиграция или… репатриация?

Мы уже достаточно слышали о Станиславе Балаховиче как о поляке, чтобы предполагать возможность и второго ответа, в пользу которого, казалось бы, говорят и настойчивые попытки генерала добиться польского гражданства, предпринимаемые в это время. Однако сама Польша отторгает его, в лице своих дипломатических представителей всячески стремясь не просто отмежеваться, а прямо избавиться от ненужного уже «Батьки».

Рижские переговоры РСФСР и УССР с одной стороны и Польской Республики – с другой, проходившие с октября 1920 по март 1921 года и завершившиеся подписанием 18 марта мирного договора, стали позорной страницей польской дипломатии и легли грязным пятном на шляхетскую честь «Второй Речи Посполитой». Захваченное большевиками русское золото ослепило поляков, побуждая их не только к беззастенчивому разделу малороссийских и белорусских земель (отозвавшемуся Польше в сентябре 1939 года), хотя Минск был в прямой досягаемости польских и союзных русских дивизий, но и к предательскому поведению в отношении последних. В первый момент после перехода демаркационной линии польское командование еще склонялось к сохранению войск Пермикина и Балаховичей как организованной боевой силы, но денег на это у Республики не нашлось, а Франция, к которой обращался за помощью Савинков (имея в виду, впрочем, в первую очередь 3-ю Русскую Армию, а не Балаховича, не оправдавшего его надежд), отказала недвусмысленно и категорично. Не была использована и возможность переброски Русской Народной Добровольческой Армии в «Среднюю Литву», к формально еще «бунтовавшему» генералу Желиговскому, чего боялись большевики. В результате русские формирования были интернированы в специальных лагерях, где местные власти предоставили полную свободу действий главе Русского Политического Комитета [229] , начавшему чистку офицерского состава под предлогом «германской ориентации» последнего, которой поляки боялись, как огня. Таким образом, провозглашенный Пилсудским «поход против большевизма» оказался фикцией, да и государственные интересы самой Польши – товаром довольно дешевым.

Еще худшим было положение Балаховича: польская делегация предложила даже выдать его Советам в случае «гарантий амнистии»… К счастью для «Батьки», что-то помешало этому постыдному торгу, но настойчивые требования высылки генерала продолжались и в ходе переговоров, и по их завершении. Так, уже 7 октября 1921 года было подписано очередное советско-польское соглашение, по которому поляки обязались выдворить Булак-Балаховича из страны в течение двух недель. По странному совпадению – совпадению ли? – соответствующая крайняя дата – 20 октября – должна была стать началом одной из советских денежных выплат по Рижскому договору…

Очевидно, что в такой ситуации генерал не мог не стремиться к получению польского подданства, которое защитило бы его от подобных поползновений, тем более что тот же Рижский договор, определявший условия репатриации, предоставлял ему для этого все возможности. Балаховича поддержала определенная часть прессы, и высылки удалось избежать. В то же время неясным оставалось его положение – ходатайства о зачислении обоих братьев-генералов в резерв польской армии, как и о награждении их орденами «Virtuti Militari» [230] , надолго повисли в воздухе (как мы помним, Станиславу Балаховичу с наградами никогда не везло…).