Белое и красное

Василий Николаевич Соколов не скрывает своего огорчения, что совещание подошло к концу. Он очень любит председательствовать, глаза у него загораются, когда возникают дискуссии, он наслаждается переливанием из пустого в порожнее, кратко резюмирует точку зрения выступающего, тотчас выдвигает компромиссное предложение и ставит его на голосование. Упивается, когда на совещаниях много курят и дым стоит коромыслом. Тогда ему вспоминаются «дела давно минувших дней»: ссыльные все курят, спорят, ругаются до хрипоты… Поэтому и сейчас Василий Николаевич внимательно следит, как капитан Эллерт чистит трубку, значит, закурит. Наверное, именно поэтому он пользовался расположением Соколова, первого демократа Якутска — как скромно он сам себя называл, — клубы дыма, выпускаемые капитаном во время заседаний Совета, живо напоминали председателю столь приятные сердцу годы политической его молодости.

«Как бы эта наша игра во власть плохо для нас не кончилась. Разве можно было допустить до забастовки служащих почты и телеграфа? — размышляет тем временем Эллерт. — Как дошло до того, что служащие долгое время поддерживали тайные контакты с Витимом и Иркутском? Везде у них свои люди. Как можно было…»

— Какие есть еще предложения? — повторил Соколов. И был неимоверно счастлив, когда поднялся Эллерт. — Капитан Эллерт имеет слово.

— Будут ли приняты меры в отношении уездного комиссара Шафрана?.. Он, кажется, позволил большевикам отплыть из Олекминска и теперь они угрожают нам?

Он специально сформулировал свой вопрос так, чтобы впрямую не касаться Бондалетова.

— Комиссар Шафран действовал в соответствии с указаниями якутского Совета. — Василий Николаевич был явно раздосадован, поскольку Эллерт затрагивал проблемы легко выяснимые, не требующие пылких, горячих дискуссий. — Прибывшая в Олекминск комиссия Центросибири рассматривалась нами в некотором роде как представительство, назначенное… как бы поточнее выразиться… отдельной, независимой областью, страной. В отношении них мы заняли непримиримую позицию, но дали понять, что соблюдаем правовые нормы. Реквизированный ими пароход является собственностью одного из почетных представителей торговых сфер нашего города, присутствующего среди нас гражданина Шнарева.

Шнарев расплылся в улыбке, слушая столь лестные и приятные слова. Он одобрительно покивал головой, подтверждая, что судно действительно является собственностью фирмы «Наследники А. М. Шнарева».

На его просиявшем лице сейчас трудно было обнаружить следы европейской цивилизации, к коей он так старательно стремился приобщиться.

— Комиссия отплыла из Олекминска на «Тайге», — резко подчеркнул Эллерт и сел.

Петр Акепсимович вопросительно глянул на председателя.

— На «Тайге», помню, меня везли в девятьсот седьмом году на суд в Иркутск. Вместе со мной ехал…

Вера Игнатьевна и Эллерт не смогли сдержать улыбки. Помню это… Помню то… Ох, эти одряхлевшие политические деятели, живущие давно минувшими делами. Иногда казалось, что для Василия Николаевича Соколова куда важнее точка зрения его товарища по ссылке Игоря Ивановича в каких-то давних их спорах, чем проблемы, рассматриваемые на якутском Совете и, быть может, определяющие будущее города и само существование их власти. Соколов погружался в воспоминания. Эллерт даже заволновался: неужели этот облезший ссыльный лев запамятовал, какой вопрос он затронул? К счастью, на помощь пришел заместитель Соколова Игорь Иванович, лысый, близорукий старик, всегда внимательно следивший за ходом совещания.

— Послушай, Василий Николаевич, — довольно бесцеремонно прервал он председателя, — давай выясним, почему даже наиболее посвященные из Совета не были проинформированы о том, что произошло в Олекминске. Этот вопрос, естественно, я адресую капитану Бондалетову.

«Прекрасно, вот мне и не пришлось называть фамилию Бондалетова. Ход удался, даже в бильярде не всегда столь удачно складывается комбинация», — с трудом скрывая удовлетворение, просиял Эллерт.

— Да, капитан Бондалетов, я удивлен, что вы даже мне не доложили, что комиссар Шафран не соизволил выполнить распоряжение вышестоящих властей…

— Я считал, что вас, Василий Николаевич, поскольку вы отвечаете за край, где могли бы поместиться две Франции, вряд ли стоит беспокоить подобными мелочами, комиссия Центросибири вернулась в Иркутск, это самое главное, ну а то, что она не выехала, а отплыла, существенного значения не имеет.

«Что за наглость, чего доброго, этот облезший лев попадется на крючок, проглотив столь чудовищный комплимент», — передернулся от злости Эллерт.

— Да-да, конечно… — забормотал Соколов. — Вот именно… Вера Игнатьевна, кажется, просит слова.