Белоэмигранты на военной службе в Китае

В Харбине наш состав был оцеплен сильной полицейской командой, вооруженной «маузерами». Нам объявили, что надо построиться, и, когда это произошло, сказали, что всех уволят. Вид у нас был гнусный – грязные, с повязанными ушами. Все было весьма убого и жалко. Нам сказали, что до расчета и увольнения нас разместят в гостинице «Азия». По дороге нас сопровождала полиция. Подойдя к гостинице, мы увидели, что для солдат был отведен дощатый сарай-барак толщиной в доску полдюйма, который обогревался одним кипятильником. По стенам его был положен тонкий слой сена с деревянным полом, покрытым циновками. Температура этого помещения была почти одинакова с уличной, и здесь было ужасно грязно. Тут было несколько столов и топчанов, но стекла почти все были разбиты. Дверь еле притворялась, так как все было залито водой и замерзшими помоями. Печей не было. Этим видом я, как и все наши люди, был удручен. Ясно, что ничего путного мы ожидать не могли. Валентина Степановича и тут не было, и <…> все беседы с начальствующими лицами пришлось вести мне. Я был изведен дорогой и всем предшествующим так, что с начальником местной полиции Дзинь разговаривал вызывающе. Он обещал помочь нашему положению. Пришел Валентин Степанович и скоро ушел. Все мы были так ошеломлены этой встречей, что не знали, что делать. Валентин Степанович сообщил, что здесь он везде очень мило принят, и сказал, что специально уговорил китайцев отвести нам помещение рядом с вокзалом, так как для нас это будет удобнее, и что те, кто имеет здесь родственников, могут ехать к ним, а если нет, то пусть живут в этом бараке. Меня это так возмутило, что я наговорил ему много горьких слов по этому поводу. Еще забыл сказать, что в бараке не было уборной, которая находилась в садике у вокзала и была в ужасном состоянии. Я пригласил Иевлева, бок о бок работавшего с нами в Шандуне, посмотреть на нас, но он даже не поздоровался со знакомой ему публикой. Нас по очереди рассчитывали на вокзале, причем у одного из нас здесь была жена с маленьким ребенком и ими занялись в последнюю очередь. Получали жалование те, кто «состоял в штате у китайцев», а прочие вообще ничего не получили. Перед этим зато Дзинь прочел нам речь. Ничего особого не сказал и лишь давал советы, что меня ужасно извело. После раздачи денег нас должны были под конвоем развести по квартирам, у кого здесь были родственники, против чего я протестовал категорически. Это граничило с издевательством, и по этому поводу у меня был острый разговор с помощником пристава 3-го участка Близнюком. Этот хам вообще был настроен против офицеров. Все это было 18 декабря и в 4 часа по полудню стало концом существования нашего «отряда особого назначения» и концом вообще существования русских частей в северном Китае. Печальный и глупый конец всех наших жертв, усилий и лишений. Валентин Степанович не выдержал экзамена и не сумел с честью выйти из положения в Мукдене. Как справедливо говорит пословица, «лучше бараны под предводительством льва, чем наоборот». Секрет поведения Валентина Степановича объясняется тем, что он поверил Дзиню, что тот сделает его советником, что он обещал, когда уже была известна окончательная судьба нашего отряда. Потом были еще мытарства с нашим устройством, но это уже другой рассказ. После расчетов люди некоторое время находились в бараке, но постепенно находили работу и расходились. Было и затруднение в получении паспортов. Это решилось с помощью Беженского Комитета и других организаций, которые собрали нам помимо этого много всякой всячины, и продуктами, и вещами, и деньжонок немного подкинули. Благодаря этому, в праздники люди получили прекрасный стол. Полиция при этом отпускала только хлеб и дрова на отопление. Непонятно, зачем надо было нас всех тащить в Харбин, чтобы здесь распустить. Единственное объяснение, что у китайских властей не хватило мужества взять свои обязательства обратно и уволить всех сразу же. А у нашего начальства не хватило мужества поставить весь вопрос ребром, чтобы нас или оставили в нормальных условиях, или же уволили. Все хватались за соломинку, которая действительно оказалась соломинкой».

Дневник есаула Пастухина

Воспоминания есаула Пастухина, офицера Русской конной бригады в китайской армии, служившего там в 1924–1928 гг., «Бой с красными хун-чен-хуями» («красными пиками»), датированные 9 сентября 1927 г. и написанные в Цинанфу. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 116. Л. 1–4.