Белоэмигранты на военной службе в Китае

«Золото лучей рассыпалось на востоке. Зазмеились золотые полосы по старой крепкой стене древнего китайского города И-чжао, весело глянула на начавшийся летний день крепостная площадь. Из тесного темного переулка на площадь ряд за рядом выходили и строились конные русские части. Прогромыхал взвод батареи и стал на место. Часть конной русской бригады строилась для дальнейшего похода. Для отдания воинских почестей уходившим русским выстраивались китайские части. В тишине раннего утра слышны редкие отрывистые команды, фырканье лошадей и изредка звон подков о камень. Ждали начальника бригады. Из узкой улицы широким наметом подскакал к старшему начальнику казак. Едет.

Команда. Приветствие. И под оглушительные звуки китайских труб бригада двигается. Пылится дорога, серым налетом пыли покрываются лица людей, лоснятся лошади. Справа и слева необозримой далью зеленеет высокий гаолян. Он так высок, что лошадь с всадником теряется в нем, как в густом лесу. Далеко-далеко по пути следования темнеют массивы гор. Проходим перелески, пересохшие реки, остаются позади желто-глиняные деревни, а конница идет все дальше и дальше. Солнце близится к зениту, жара становится душно-невыносимой. Мысли теряют свою плавную текучесть и претворяются в обрывки, мелькающие лоскутья. Все чаще в голове бьется мысль: «У нас в России жара легче!..»

Наконец привал. Трехчасовой отдых людям и лошадям. Обед. Противник отогнан за границу провинции. Спокойно. Сторожевое охранение, наблюдатели. Люди снимают пропотевшие рубахи, смывают слои пыли с лица, рук. Отдыхают люди и лошади. Но спать нельзя, слишком душно. Тишину изморившегося лагеря прорезает знакомый звук выстрела и особое чвоканье пули о крышу фанзы. «Кой черт еще стреляет!» – раздались сонные уставшие голоса. Это масса хун-чен-хуев собралась на горе, и выстрел был оттуда. Ну, все равно. Странно только то, что приказом Тупана правительственные части и хун-чен-хуи – неразрывные союзники. Об этом ведется вялый разговор.

Конец отдыху. Сигнал. И колонна вновь вытягивается по дороге. Подходим к горам. Дорога вьется в начавшейся еще широкой зеленой лощине. Горы еще не высоки и пологи. Проходим стороной какую-то деревушку на скате горы. Вся гора как мухами облеплена хун-чен-хуями, в белых костюмах, с красными и черными ромбами на груди, с секирами, ножами, саблями, ружьями всех систем и пиками. Завывают отчаянно трубы, раздаются со всех сторон свист и гортанные крики не то команд, не то черт знает чего. Колонна движется. Белые фигуры быстро-быстро спускаются с гор, вот уже мелькают белые отсветы их в зеленой гуще гаоляна, вот у дороги… И выстрелы… Вначале два, три и после – частый огонь. Стреляют по хвосту колонны, стреляют в упор… Колонна со скоростью не менее аллюра, движется вперед. Пули ложатся по всей колонне. Командир сотни докладывает, что хун-чен-хуи стреляют в упор, налетают с пиками, саблями, что сотне невольно приходится идти не с колонной, а веером, что ранен казак, убита лошадь… Что делать? «Приказ – не трогать хун-чен-хуев!» – говорит командир полка и сердито поводит плечами. Подъезжает начальник бригады. «В чем дело?» Генерал со штабом рысью идет в хвост колонны и врезается в кучу хун-чен-хуев. Те, обалделые, смотрят на них. Стрельба прекращается. Через переводчика начальник бригады возмущенно кричит на окруживших его хун-чен-хуев, по какому праву они открыли огонь, ранили человека, убили лошадь… Приказ Тупана – точный и что они должны его знать и знают… В ответ – рев, тыканье пальцами себя в грудь. Крики, что они «бессмертны», пуля их «не берет» и так далее. Полуанархическая масса, фанатики, не признающие никого, кроме своих стариков. И они, вероятно, точно направляются руками Москвы. Но стрельбы нет. Колонна движется. Стеной с обеих сторон идут с боку хун-чен-хуи, и их – несчитаные массы на горах, в гаоляне, ближе, дальше…

Деревня. Остановка. Требование носилок для раненого. В ответ – вновь рев, угрозы, нежелание дать носилки. Несколько серебряных монет выталкивают из толпы нескольких китайцев в мирной одежде. Первая остановка с раненым улажена. Несут его, а кругом та же белая стена, те же угрожающие взгляды, выкрики, то же бряцание оружием… Горы нависают все ближе. В каждой деревне – такая же остановка, те же, большие или меньшие преграды. Солнце близится к краю гор. Тени приближающейся ночи становятся длиннее. Массы хун-чен-хуев увеличиваются. Горы, теснины наполняются их воинственным криком. Точно тучи белых светлячков заполняют все узкое пространство гор и ущелья… Временами начинается стрельба и нудные песни пуль поют над колонной.

А колонна все идет и идет. А горы все ближе. Вот они совсем нависли над идущими, и тесно ущелье, и поднимается оно ввысь… Там, в вышине – деревня, высшая точка. Люди мрачные, озлобленные. Ответить нельзя, и оружие как лишнее. Стрельба учащается. Бьют в упор по хвосту колонны. Пули чмокают по стенам ущелья. Колонна движется. Пока больше нет раненых, нет убитых. Бог хранит!