Несмотря на обилие мемуаров советских полководцев об этих событиях, эпизод захвата Харбина выпадает и остается неясным, хотя он коренным образом отразился на спаде дальнейшего сопротивления со стороны японцев. Дело в том, что после пленения начальника штаба Квантунской армии генерал-лейтенанта Хипосабуро Хата сопротивление японцев советским войскам практически прекратилось. А произошло это так: когда 15 августа стало известно о принятии Японией решения о капитуляции, в Харбине с помощью эмигрантов под руководством Генерального консульства СССР был создан Штаб обороны Харбина (ШОХ), куда вошли и советские граждане. Непосредственное руководство работой ШОХа осуществлял харбинец, советский гражданин, автомеханик В. Д. Панов. От Генконсульства СССР эту работу курировал сотрудник Н. В. Дрожжин. Всего в ШОХ записалось свыше 1200 человек. Одной из первых акций ШОХа стало освобождение из тюрем русских, китайских и корейских заключенных. Те из них, кто не был изможден пытками, присоединялись к повстанцам. Предпринимались меры на случай нападения на город хунхузов, мародеров и гоминьдановцев-подпольщиков. Через два дня, 18 августа, 5 бойцов ШОХа во главе с В. Г. Широколобовым взяли в плен начальника штаба Квантунской армии Х. Хата и генерального консула Японии в Харбине Миякава. Их тут же доставили в ШОХ и передали только что прибывшим десантникам генерал-майора Г. А. Шелахова, особо уполномоченного по организации порядка в Харбине[1582]
.Сам Широколобов, недавно скончавшийся в Кемерове, оставил об этом эпизоде воспоминания. В них он сообщил, что шоховцы опасались, что в случае бегства Хаты из Харбина сопротивление многотысячной японской армии могло затянуться и привести к большим жертвам с обеих сторон. Широколобов свидетельствует, что «штаб Квантунской армии во главе с генералом Х. Хата, дислоцировавшийся на аэродроме в Модягоу, был готов к тому, чтобы в любую минуту бежать, лишь бы не попасть в плен к Красной армии»[1583]
.Поэтому по инициативе самого Широколобова он и еще четыре бойца ШОХа отправились на машине, вооруженные пулеметом и автоматами, для ареста Х. Хата. Попытка захвата была осуществлена вовремя, так как Хата уже готовился к бегству. Широколобов свидетельствует, что, «как только машина ШОХа выехала на проселочную дорогу, идущую параллельно ипподромному шоссе, метров через 200 мы увидели такую картину: по направлению к памятнику Чурейто рысью ехали 2 арбы, на каждой из которых сидело 5–7 человек. Все было необычно: арбы были на резиновом ходу, лошади не мелкой монгольской породы, каких мы привыкли видеть ежедневно, а большие, гнедой масти, какие использовались только в Квантунской армии. Мы одно время ехали параллельно с последней арбой, а первая ушла очень далеко. Машина ехала по проселочной дороге, а арба – по шоссе, чем и воспользовались седоки 1-й повозки. В этот момент сыграла решающую роль моя интуиция, выработанная и воспитанная в самом себе в течении 13 лет репрессивной японской оккупации. Я правильно и точно отличал японцев, воспитанных на самурайских традициях, от простых японцев, т. е. различал военных, жандармов и прочих, в какую бы одежду они ни наряжались. В данном случае я видел, что передо мной были не простые японцы, а из высшей элиты. Нами тогда овладела мысль: нельзя отпускать врага. Я крикнул ребятам: «Этих японцев нельзя упустить, их нужно забрать и доставить в ШОХ».
С этого момента началась погоня и предупредительная стрельба из пулемета «поверху». Шофер нашей машины полустоя крутил «баранку» и через открытую дверь кабины разговаривал с нами, ища подходящее место, чтобы выброситься на шоссе, но так, чтобы значительно опередить быстро бегущую лошадь. Люди, сидевшие в арбе, поняли, что за ними погоня. Возница из всей силы стал хлестать лошадь, которая перешла в галоп. План японцев, сидевших в арбе, был ясен: оставалось совсем немного до железнодорожного переезда, а там было рукой подать до Чурейто, под которым было убежище и выход на аэродром. Наша машина наконец круто повернула вправо, рывком выскочила на ипподромное шоссе, опередив бегущую лошадь метров на 50. Мы дали «поверху» пулеметную очередь, и возница с трудом остановил лошадь, по инерции ударившуюся грудью о капот машины. Японцы поняли, что они в плену, и подняли руки. Их оказалось шестеро…
Звук этой последней пулеметной очереди донесся и до аэродрома, его услышали представители консульства и руководители ШОХа, когда они садились в автомашину, чтобы вместе с только что прибывшими десантниками проследовать в ШОХ. Таким образом, время захвата в плен части штаба Квантунской армии и начало движения кортежа с аэродрома совпали. Естественно, машины с аэродрома пришли на несколько минут раньше, чем мы прибыли с пленными»[1584]
.