Белой птицей пролетит моё детство

– Да ладно, – сквозь зубы процедила Женька, возясь с дверцей. – Не хочешь, одна пойду. А ты махай на Комсомольскую, у тебя ж там дела, – с издёвочкой добавила она.

Денис выскочил вслед за ней на платформу. Вагончики звякнули и покатились, унося с собой и чёрную бабусю, и районских пацанов.

– Жень, можно ты объяснишь… – начал было Денис, но поймал её взгляд и прикусил язык.

– Ну, – сказала она, спрыгивая с платформы в пшеницу. – пошли.

Денис осторожно сполз следом. Зачем-то заглянул под бетонный под платформы. Увидел сырую землю, от которой тянуло грибницей. Запах был не противным, а каким-то разочаровывающим: так пахнут места, где искать нечего.

Он поплёлся за Женькой, мысленно проклиная себя за бесхарактерность и вытирая платком мокрую шею.

– Жень, а Жень? – не выдержал он, когда они оказались на середине поля. – Куда идём?

– Никуда не идём, – Женька резко остановилась, села в пшеницу, приминая неспелые колосья. Потом легла навзничь, раскинув руки.

Денис плюхнулся рядом, гоня от себя мысль, что мять колоски нехорошо.

– Я вчера стихи сочинила, – сказала Женя… – Хочешь послушать?

– Ну, – пропыхтел Денис.

– Чего нукаешь? Я тебе не лошадь. – Она чуть приподняла голову, чтобы поправить волосы, и снова упала в хлеба. – Ты будешь слушать?

Денис чуть было не сказал «ну», но вовремя вспомнил насчёт лошади.

– Только я их ещё не дописала. Третьей строчки не хватает, – предупредила она и замолчала.

Мальчик ждал. Его окружали неясные полевые шумы, шорохи – то ли птицы возились в траве, то ли мыши.

– Белой птицей пролетит – пролетит моё детство, – наконец, заговорила Женя, волнуясь и оттого выговаривая слова аккуратнее обычного. – Рыжей белкой пробежит – пробежит моя юность. Серым волком… слово не нашлось… моя зрелость. Чёрным вороном падёт – пропадёт моя старость. – Она сделала паузу. – Ну как?

– Ну что тебе сказать… Хорошо, – принялся выжимать из себя комплименты Денис. – Вот только третья строчка. И последняя тоже не очень. Почему «падёт»? Может, «придёт»? И «зрелость» – тоже слово какое-то такое… Как помидор, что-ли.

– Дурацкий стишок, – сказала Женька. – Стишки все дурацкие.

Денис не нашёлся что ответить.

– Я тут в одной книжке прочитала, – снова начала Женька, – что стихи у женщин – это дети неродившиеся. Напишешь хороший стишок – значит, у тебя одного ребёночка не будет.

– Эмили Дикинсон знаешь сколько стихов написала? – Денис повернулся на локте, чтобы быть поближе к девочке. – Никакая женщина столько не родит.

– Значит, кто-то ещё не родит, – подумав, сказала Женька. – За всё хорошее надо отдавать.

– Надо платить, – поправил Денис, самую чуточку гордясь тем, что может её поправить.

– Отдавать, Ден, – как-то очень по-взрослому вздохнула Женя. – Отдавать. Не хочу уезжать, – добавила она.

– Ну ты чего. Тебе же ещё ра… – начал было Денис и осёкся. До него, наконец, дошло, почему они не едут на Комсомольскую.

– Сколько у тебя? – каким-то стыдным шёпотом спросил он.

– Не знаю, – Женька не пошевелилась. – Наверное, семьдесят где-то. Я с зимы не мерялась.

– Ну вот, не мерялась. Сама же говоришь. Откуда ты знаешь-то?

– Знаю, – сказала Женька с грустной уверенностью в голосе. – Я про себя всё знаю.

– Ничего ты не знаешь, – упрямо сказал Денис. – Ты же не меряла.

– Да знаю и всё! – Женька осеклась, сменила тон на объясняющий. – Ну как тебе доказать? Надоело мне. Сны всякие снятся…

– Ты ещё сонник возьми в библиотеке и погадай на нём, – съехидничал Ден. – Давление надо мерять по-нормальному. Сдать кровь, ну и всё такое…

– Говорю же, не поймёшь. Ладно, хорошо. Вот по твоему – что такое давление? – Женька перекатилась на другой бок, показав Денису узенькую спинку.

– Ну как… – мальчик стал вытаскивать из головы учебник по этологии. – Давление – это… как его… содержание в крови альфа-гормонов. Гормональный комплекс, модифицирующий человеческое поведение. Отвечающий за подавление инстинкта сотрудничества и активизацию инстинкта конкуренции… При высоком давлении оптимальной жизненной средой является капиталистическое общество, при низком – коммунистическое… У большинства людей давление повышается в районе пятнадцати – двадцати лет, к старости опять падает… Ещё там что-то про климакс… беременность… там у всех по-разному… В общем, этот самый комплекс. Э-э-э… эпохальный труд генетиков и биохимиков под руководством академика Сахарова, выдающегося деятеля советской биологической науки…

– Чешешь, как на экзамене, – грустно улыбнулась девочка. – Ты своими словами скажи.

– Мы же проходили, – Денис наморщил лоб. – Э-э-э… – в голову опять полез проклятый учебник. – В пятьдесят шестом году советские биологи открыли значение гормональной составляющей…