Белолуние

Самые сладкие пирожные рано или поздно теряют вкус. Самые красивые безделушки покрываются слоем пыли. Только в дороге всегда остаётся новизна, без которой теряет остроту даже пронзительный, живой ум исследователя, не говоря уже о будничном, сером сознании обычного человека. Если же какой-то маршрут кажется давно знакомым и скучным, то стоит повернуть в другую сторону – и перед тобой новый путь, новые места, новая пища для наблюдений. Дороги – единственное, чего хватит на всех, было бы желание идти.

Селена любила путешествия больше всего на свете. То есть, конечно, не совсем. Никласа, к примеру, она любила сильнее. И Виллу. И даже Зебу. Но путешествия были нужны ей для счастья почти так же, как пища или крыша над головой.

Раньше Селене нравилось ездить с отцом в другие города, смотреть на меняющиеся пейзажи и мечтать, но теперь её дорожные мечты стали на удивление однообразными. Сначала она и сама не понимала, почему при виде пологих охряных холмов представляет каменный забор, поле, зубчатую полоску леса на горизонте. После – сообразила и удивилась сделанному открытию. Селена просто скучала. По неуклюжему старому дому. По лесной опушке с гибкими молоденькими деревцами, на которых весной распускаются трогательные гофрированные листочки. По старой коряге – лучшему месту для игр. По Доре и прежней жизни с её предсказуемым, размеренным укладом.

– Я хочу домой, – проговорила Селена.

Для того, кто не понимал её рассуждений, это, должно быть, прозвучало странно, и Зебу даже остановился от неожиданности:

– Как же сыворотка? Мы не можем вернуться.

Селена замотала головой, легонько пришпорив лошадь:

– Я не о том. Просто, мне вдруг подумалось: как было бы здорово вернуться в Тарию! Не сейчас – когда-нибудь.

– И вернёмся! – оптимизма у Зебу хватало. – Не будет же Шамшан править вечно!

Селена вздохнула. Ждать всегда трудно, а ждать неизвестно чего – трудно вдвойне.

– Я скучаю по отцу, – сообщил Зебу доверительным шёпотом.

Селена давно привыкла к способности мидавов транслировать мысль в пространство, используя любые возможные голосовые модуляции, но тут отчего-то взглянула на друга по-новому. Сейчас принявшего человеческий образ мидава не отличить от простого мальчика, но Зебу – не мальчик. И он не обыкновенный. То есть, для мидава в нём нет ничего исключительного, но человеку о таких способностях и мечтать не приходится.

– Ты ещё не чуешь? – спросила она.

Чутьё – одна из уникальных мидавьих особенностей. Эти существа могут не только передавать информацию в пространство, но и получать её, причём иногда – в довольно причудливой форме. Это и называется «чуять». Человеку может показаться, что чутьё – это что-то вроде ясновидения, но в действительности всё куда проще. А, может, и сложнее – как посмотреть. Никлас много об этом рассказывал. Дело в том, что в мозге каждого мидава есть специальный отдел. Маленький, с полногтя, но очень важный. Именно там и находится так называемый «информационный фильтр». У Рована Таля есть трактат «Сила разума». Там об этом подробно написано. Селена как-то начала читать, но было чересчур сложно, и она решила вернуться к этой книге попозже, когда повзрослеет.

– Пока нет, – грустно поведал Зебу. – Не чую. Да я и не должен. Говорят, чутьё появляется лет в восемнадцать – двадцать.

– Думаешь, дядя Зак чуял, что ты жив?

– Надеюсь. В молодости у него было очень сильное чутьё. Сильнее, чем у других. Было бы такое у Тиша Белолобого, мы бы их тогда не остановили.

Некоторое время путники шли бок о бок. Точнее, Зебу шёл бок о бок с Селениной лошадью. В былые времена он мог запросто обогнать Майлу.

– Ты по-прежнему бегаешь? – поинтересовалась девочка.

– Каждый день. Кот надо мной смеётся, ну и пускай! Забыл, как мы удирали от чёрного отрада в ущелье?! А я вот не забыл. Ещё немного потренируюсь, и стану самым быстрым мидавом на свете. Неплохо, да?

– Здорово! Хотя, думаю, ты и так самый быстрый.

Селена вдруг сообразила, что хотела рассказать другу:

– Помнишь, как мы попали в подземный ход?

Мидав кивнул:

– Такое вряд ли забудешь!

– Я тогда нашла фонарик Тафеля…

– А потом – снова потеряла.

– Не потеряла, а выбросила.

– А, по-моему – потеряла.

– Неважно. Мы тогда решили, что это фонарик магистра Гастона.

– Ну, да. Чей же ещё?!

– Зебу! – Селена сделала торжественную паузу. – Это не его фонарик!

Мидав потешно вытянул шею:

– Откуда ты знаешь?

– Он сам сказал.

– Фонарик? – хрюкнул Зебу.

– Да ну тебя! Магистр Гастон сказал, что это не его фонарик. Он знал, что подземный ход существует, но не спускался туда.

– Откуда же он это знал, если не спускался?

– Когда-то, наверно, спускался, но не в тот день, понимаешь?

– Что я должен понимать?

– Он не оставлял фонарик, значит…. Что это значит, Зебу?

– Это значит, что его оставил кто-то другой.

– Кто?

– Понятия не имею.

– И я – тоже. Никто из «попугаев» этого не делал, я спрашивала. Вилла вообще не знала, что этот ход существует. Она мне сначала не поверила. Думала, я её разыгрываю.

– Хорошенький розыгрыш! Мы чуть не пропали в этом проклятом подземелье!

Селене вдруг стало грустно:

– Зря ты так! Нам было весело. Помнишь?