Королева выпорхнула навстречу, едва камердинер доложил о возвращении доктора. В тёмно-синем платье, с гладко зачёсанными волосами, она была совсем не похожа на того воздушного мотылька, каким была четырнадцать лун назад. С первого дня болезни королева сидела ночами у постели сына, и теперь от усталости лицо её выглядело почти бескровным. Только глаза, ставшие отчего-то непомерно большими, лихорадочно блестели под золотистыми бровями.
– Вы привезли сыворотку? – спросила Сона вместо приветствия.
Взгляд её при этом обшарил Никласа и, не обнаружив в его руках искомого, остановился на лице с вопросительным выражением. Доктор церемонно поклонился.
– Разве Вилла ещё не приехала?! – это прозвучало чудовищно глупо, но ничего другого не приходило ему в голову. – Сыворотку должна доставить она.
Королева закусила губу. В дверном проёме за её спиной показалась массивная фигура маршала Нордига:
–
Впервые за много лет Никлас вновь ощутил себя школяром, прогулявшим лекцию и теперь вынужденным оправдываться перед седым магистром. Всё верно. Он должен был привезти сыворотку, но не сделал этого, потому что поставил личные интересы выше интересов тех, кому служит. Скверно. Хуже не придумаешь.
Маршал Нордиг молчал, разглядывая его, и Никлас не выдержал:
– Будет ли мне позволено пройти к его Величеству или я отстранён от работы?
Разговаривать подобным образом с самым влиятельным лицом государства было непозволительной дерзостью, но он не видел другого выхода. Он вообще не видел никакого выхода и готов был кричать от бессилия. Кричать на кого угодно. Даже на маршала, если потребуется.
Каменное лицо Нордига не изменило выражения. Бросив мимолётный взгляд на королеву, маршал кивнул:
– Идите к нему. Всё равно на вас вся надежда.
Сона тихонько заплакала, и уже подходя к двери, Никлас услышал, как Нордиг шепнул ей:
– Всё будет хорошо!
Никлас многое бы отдал за то, чтобы это оказалось правдой.
Все окна в королевских покоях были задрапированы тяжёлыми тёмными гардинами, так плотно, что уличный свет проникал внутрь лишь через узкие щели. Витас дремал, откинувшись на подушки. Он заметно похудел с того дня, когда доктор видел его в последний раз, хотя и тогда уже выглядел скверно. Болезнь сделала щёки четырнадцатилетнего короля почти бескровными, пугающе иссушила его, и сейчас он казался куда младше своего возраста.
Доктор Иллария Амиди сидела возле постели больного, склонив голову к самому плечу и прикрыв глаза. Веки её легонько подрагивали. Выходит, сон был не сном, а кратковременным забытьём перед новой битвой за жизнь короля.
Никлас старался ступать как можно тише, но доктор Иллария всё равно услышала – открыла глаза и устало улыбнулась:
– Вы вернулись, мэтр Кариг?
Никлас кивнул, осторожно взял горячую руку пациента, нащупал пульс:
– Что скажете о состоянии его Величества, сударыня?
– Ночь была тяжёлой, – Иллария поворошила причёску. Интересно, как ей удаётся так хорошо выглядеть, проводя возле короля сутки напролёт? – Его Величество уснули только под утро. Сейчас опасности нет, но я не знаю, чего ждать от следующего вечера.
– Проблем, сударыня, – Никлас сказал это почти шёпотом, хотя король вряд ли их слышал. – Теперь я буду возле него, а вы можете пойти к себе и немного отдохнуть.
Доктор Иллария заметно напряглась, выпрямив спину:
– Я никуда отсюда не уйду до тех пор, пока жизнь его Величества не будет в безопасности, мэтр Кариг!
Подойдя к окну, Никлас отдёрнул штору, и яркий уличный свет залил комнату. Иллария поморщилась, прикрыв глаза рукой:
– Его Величеству вреден солнечный свет, сударь!
– С чего вы взяли?! – удивился Никлас.
– Так написано во всех учебниках! Больного степной лихорадкой необходимо уложить в тёплой и тёмной комнате, исключив проникновение солнечных лучей и уличного воздуха!
Никлас пожал плечами и, повозившись немного со сложным замком, открыл оконную створку. Снаружи потянуло прохладой.
– Вы с ума сошли! – прокаркала доктор Иллария, вскакивая со стула. – Холод губителен для его Величества!
Никлас невольно нахмурился:
– У короля жар, сударыня. Если температура в помещении будет слишком высокой, это лишь усугубит его состояние.
Он ожидал, что доктор Иллария начнёт спорить, но та вдруг потупилась и вновь присела на краешек стула, сложив руки на коленях:
– Вы, вероятно, правы, мэтр Кариг. Прошу простить мою несдержанность! Минувшая ночь далась его Величеству слишком тяжело, что причинило мне немалые душевные страдания.
Солнечный свет разоблачил доктора Илларию. Теперь она вовсе не казалась такой уж холёной: причёска выглядела несвежей, лицо побледнело, на щеках проступили розовые пятна.
– Вам не за что извиняться, сударыня! – поклонился Никлас. – Напротив, это я должен просить прощение за долгое отсутствие.
– Это неважно, мэтр Кариг. Главное – вы, наконец, привезли сыворотку! Не медлите же, прошу! Дайте её королю, и следующая ночь будет для всех нас куда лучше прошедшей!
Она сказала это громко и страстно, совсем не так, как приветствовала Никласа. Но что изменилось?