Беломорье

Александр Александрович подметил, что Туляков заготовляет две пачки корреспонденции. На одной он надписывал адреса, а на другой не надписывал. Видимо, эта пачка отправлялась каким-то неизвестным Двинскому способом. «Вот конспиратор, — обидчиво подумал Двинской, — доверять доверяет, но не до конца».

— Я домой пойду, — сказал он, — у тебя, вижу, много дела.

— Пойди, пойди! — словно обрадовался Туляков. — Я редко выезжаю в Кандалакшу, и поэтому надо многое обдумать, что и как сделать. Ведь как растает снег, мне уж никуда не попасть, да и оказии окончатся. Из наших селений никуда не выберешься… Вот это-то и есть самая ужасная для меня пытка! Был бы я на твоем месте, в Сумском Посаде… да бодливой корове, говорят, бог рог не дает!

Двинской добрался до Яшкиной избы. Настала пора собираться в путь.

Савелий Михеич принес гостинцы. В берестяном небольшом пестере были сложены вареные яйца, туесок с топленым маслом и еще теплая сдоба.

— На дорожку, а что останется — твоей хозяюшке…

По пути заехали к Туликову, и вскоре втроем — Яшка за ямщика, а Двинской и Туляков как седоки — выехали на зимник. Летом сюда дороги не было. Добраться до Поморья можно было с превеликим трудом лишь по тропинкам, обходя озерки и переправляясь через речушки…

Из лесной избушки выехали нарочно попозже, чтобы в Кандалакшу попасть в потемках. Подъезжая к ней, сняли с дуг колокольцы, со звоном обычно ездило одно начальство, и не было смысла попусту полошить людей.

Бушевавшая весь день метель стихла. Бесшумно падал снежок. Не слышалось даже лая собак, обычных предвестников жилья. Полное безмолвие царило в Кандалакше.

Решили остановиться в доме Помориных, где хранился невод. Хозяйки не оказалось дома, и младший сынишка, Ванька, опрометью бросился разыскивать мать. Туляков сразу же куда-то ушел, а Двинской отправился в ямскую предупредить, что утром потребуется подвода.

В душной избе, пропахшей потом и кислятиной овчин, широко расставив колени, похрапывал на лавке дежурный ямщик. Пришлось ею разбудить. Зевая, ямщик нырнул в сени, и вскоре появился длинный, как жердь, помор, который отрекомендовался станционным смотрителем. Документ на право пользования станционными лошадьми был в исправности, и так как Двинской не мог толком пояснить, у кого он ночует, было решено, что подвода будет ждать у ямской избы.

— Крестной! Тятька просит в склянку керосинцу налить, — раздался за спиной Двинского голос подростка. — Вот те крест святой, отдадим, а то рыбаки собравшись, а коптилка аккурат вся выгорела… Ой, дяденька, назад обернулся! — обрадованно выкрикнул парнишка.

Это был Алешка, прибежавший из другой половины избы. Забыв, ради чего он пришел, паренек тотчас убежал назад.

Через минуту в дверях показался Терентий.

— Вот, Лександра, какое дело, — поздоровавшись, сказал он, — велит окаянный пузан ловить в проливах! А что там добудешь?.. — Терентий понурился. — Как ни кинь, все клин. Что делать — ума не приложу! — Он досадливо выругался и, не дождавшись ответа, вышел из ямской.

— Дяденька, Лександр Лександрыч, помоги тятьке! Сам не свой стал… Мамка все плачет: свихнется тятька… Что мы тогда делать будем? — зашептал Алешка.

— Пойдем на улицу.

Они вышли из сеней.

— Отзови тятьку от людей и скажи ему, пусть пойдет с тобой к учителю. Там ссыльный Туляков из Корелы. Может, он что и посоветует тятьке… Только никто об этом не должен знать.

Вскоре Терентий с Алешкой торопливо направились вниз к берегу, где виднелось приземистое здание школы.

Двинской прошелся по селению. Около домов бесшумно сновали люди. Встречаясь с Двинским, они молча здоровались, старики снимали широченные шапки, парни только кивали головами. Так, ни с кем не обмолвившись словом, хотя встретился десяток людей, Двинской добрался до избы Помориных. По случаю приезда гостя хозяйка прочищала стекло большой лампы.

Как и следовало ожидать, вскоре появились юные друзья: Алешка, Колька и Дручин. Яшка ушел промышлять какую-то «удачу», не было до позднего часа и Тулякова. От пареньков Двинской узнал, что Трифон завтра утром везет свой невод к проливам, и потому к Терентию собрались рыбаки, решая — в который раз! — что же им делать?

Алешка, принятый Трифоном в артель, был на положении настоящего рыбака, самодурство хозяина касалось и его интересов. Подражая отцу, он яростно чесал всей пятерней голову и нет-нет да и бранился.

— Тятька совсем замучился, Лександра Лександрыч, из-за твоего невода. То ладит у тебя просить его обратно, то открещивается, словно черт от ладана… Бегал он к батюшке: «Может ли Трифон семью из дома выгнать?», а батюшка, поди знай, что у него на уме, говорит: «Может, раз дом на него будет отписан». Не от кого узнать; учитель, и тот не знает…

— Будет дом с аукциона продан, так, значит, и хозяином станет тот, кто его купит, — сумрачно ответил Двинской…

Туляков вернулся глубоко за полночь. В доме все, кроме Двинского, спали.