Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

С чего мне так грустно, на плач забирает,
Откуда на сердце такая кручина?
Иль что-то случится… Что? — Кто его знает!
Град жито побьет? Занедужит скотина?
Иль требовать будет урядник подводу?
Иль вдруг донесут, что украл я колоду?
Помрет ли сыночек, в солдатах что служит?
Иль тот, что в далекой Америке тужит?
Так тяжко, что, если б греха не страшился,
Я в петлю б полез иль в реке утопился!
Уж было так раз: и волы запропали,
И свиньи все гряды как есть ископали,
Покойница мать в эти дни заболела,
И дядькина хата дотла погорела,
Сукна не сваляли — ходил без кафтана,
А нынче без хлеба, голодный да рваный!

Хоть скорей сбылось бы, что должно свершиться.

Чтоб не так мутило душу мне и разум:
Бедовать приучен, не впервые биться —
Всё пусть пропадает, только бы уж разом.
Я тогда бы ведал — от чего спасаться:
От господней кары иль от зла людского,
И сидеть ли в хате, иль куда податься,
Иль, сложивши руки, пропадать без слова.

Да чего заране я боюсь, томлюся?

Хлеба нет — ну что же, у людей добуду;
На недолю плюну, богу помолюся,
До последней меты дотяну, хоть худо.
Вон стоит березка под окном, тоскует,
Косы распустила… плачет, молвят люди.
А мне так сдается, что она не чует —
Ничего не помнит, не знает, что будет.
А быть может, помнит, как я хлопцем малым
Лазал к ней на ветви гибкие, качался,
Как она кудрявилась по весне, бывало…
Навсегда с весельем тем я распрощался!
Что же мне так грустно? Ты ответь, березка!
Нет, молчишь! Сама, знать, ранена тоскою.
Может, это правда — то живая слезка,
А ее, не зная, все зовут росою.
Жаль мне и березку: чего ж она плачет,
Коли нашей доли не переиначить?
Не тужи, березка, с нами свет не сгинет,
Вот повеет ветер, семена раскинет,
И хоть ты засохнешь — вырастут другие.
Перестанем сетовать на невзгоды злые,
Будем жить, покуда не возьмет могила,
Пусть и не богаче, да не так уныло!
Семена раскинешь, как пораскидало
Шесть моих сыночков, — иль этого мало?
Все, все разбрелися: первый сын в наборе,
Другой за морями — в нищете и горе,
Третий за Дунаем вовсе поселился,
А один в Сибири — с паном не ужился,
Пятый в Петербурге — писарем он служит,
Дома только Юрка — кривой и недужный.
Ну да — рано ль, поздно ль — всё же,
                                                                 мне сдается,
Каждый затоскует и домой вернется.

<1891 >

КРЕСТИНЫ МАТЕЯ © Перевод Н. Браун