Белорусский узел

Я… я вдруг начал понимать всю серьёзность и тяжесть ситуации. Я вдруг начал понимать, почему, несмотря на все глупости, несмотря на все слабости — демократия является лучшей формой управления для страны. И почему срок пребывания на посту президента — даже самого лучшего президента — ограничивают всего двумя сроками. Ну… хорошо. Самый лучший президент на свете… я не про конкретных людей говорю — представим. Он идёт на третий, четвёртый, пятый срок. И вдруг — он умирает.

И что?

Преемника чаще всего нет, или он не подходит или их несколько и они готовы сцепиться. Самой системы нормального выбора нового главы государства нет — все атрофировалось. И что самое страшное — те, кто так долго ждал — готовы на все, чтобы урвать своё. Потому что они так долго ждали. И потому что понимают — следующего шанса может и не быть.

Б…

Это не Америка. Там те, кто проиграл — уходят в университеты преподавать. В советы директоров. В некоммерческие фонды. И ждут следующих четырёх лет. И знают, что шанс вернуться есть всегда. Дик Чейни, по моему, был министром обороны в правительстве Форда, а потом стал вице-президентом — двадцать с лишним лет спустя. А у нас — у нас все не так. У нас оступился — порвут, не пожалеют. И потому у нас те, кто у власти — держатся за неё до конца. А те, кто борется за власть — готовы на все.

Хотелось бы, конечно, по-другому. Да не получается.

Подготовили государственные похороны. По-советски пышные, в Минске, с БРДМ и лафетом на прицепе. Хватило ума не устраивать мавзолей — огласили последнюю волю, похоронить там, где родился. Михаил достал пропуска на закрытую, только для своих церемонию, на родине Отца белорусской государственности — он, а не Шушкевич им навсегда останется. Перелески и поля, деревня. Кавалькада машин, припаркованная у дороги так, что ни пройти, ни проехать, приспущенные флаги, почётный караул и плотный строй мужиков в дорогих костюмах и парадных мундирах, думающих, как же будет дальше, как они все — будут жить дальше? И зорко, исподлобья — приглядывающих друг за другом.

— Целься!

Винтовки почётного караула вскинуты вверх, в зенит. В светло-голубое, совсем не осеннее небо.

— Пли!

Слитный треск выстрелов. Непроизвольно вздрагиваешь.

— Целься!

Ушёл Батька. С ним ушла целая эпоха. Как то будет…

— Пли!

— Вон. Стоят. Малой с его матерью — им теперь туго придётся, их ненавидят все. И в первую очередь — дети от первого брака, от законной жены. А вон и законный стоит — в очках. Я ещё расскажу вам, кто это…

— Целься!

А вон и серый кардинал припёрся. Среди своих — его зовут Лев. Смертельно опасный человек с большими связями, идущими очень и очень далеко — возможно, в кабинеты в Лондоне и в Лэнгли. Он создал работающую как часы систему безопасности, а старший сын президента и сотоварищи — её потом отжали. Но дружки у него серьёзные, и самое главное — за границей. Он совершенно точно — связан с ГУР МО Украины и скорее всего, с СБУ. Там — контакты ещё с 2004 года образовались. Он же — имеет контакты в Средней Азии и даже в Афганистане. Последние годы — он был в опале, отсиживался по слухам в Туркменистане, советником у местного Папы. Говорят, он там служить начинал

— Пли!

Трескучий грохот выстрелов — и тут я вижу, как Лев — начинает медленно-медленно валиться набок. Кто-то подбегает, хватают его…

Твою же мать!!!

Твою же мать…

Вот это да…

Убили прямо на глазах у людей. На похоронах.

Я кошусь немного в сторону — старший сын Президента снял очки и смотрит, кажется, прямо на меня…

Короче, не спрашивайте меня, что теперь будет. Не знаю я. Честно — не знаю. И никто не знает.

Мы с Михаилом ехали в его Майбахе. Огромная машина — плыла над дорогой подобно привидению, двойные стекла — отсекали любой уличный шум, а автоматические шторки — создавали иллюзию отстраненности от внешнего мира. Мой джип ехал сзади, за рулём сидел один из охранников. В принципе — машину подороже — могу позволить себе и я. Но не хочу. Как сказал один умный и злой мужик в одном фильме — не впускай в свою жизнь ничего, что ты не мог бы бросить за тридцать секунд, если запахнет жареным.

А я уже впустил в свою жизнь. Достаточно…

— Чо дальше то?

Вместо ответа — Алешкович достал из подлокотника (у Майбаха в подлокотнике холодильник) бутылку

— Будешь?

— Давай. По пятьдесят капель…

Налили. Дёрнули. Пилось хорошо, совсем при этом не цепляя. А в голове словно маятник — с тупым упорством, прокручивался один и тот же сюжет. Залп почётного караула — падающий Лев — и молча стоящие люди вокруг него. Залп-падение… людская, непроницаемая стена.