Вот и Стрелецкая слобода близ Ядрино. В осаде. И что важно, осада не забеспокоилась, увидев приближающихся ратников, и это поначалу весьма удивило Богдана, но подумавши, он понял: о том, что корабли с русской ратью появятся в Суре, ядринцев уже предупредили. Конным вестникам доскакать до Ядрино хватит одного дня, если сменить пару раз коней. А не сняли осаду со Стрелецкой слободы, чтобы не приняли бы их в Чебоксарах за отступников.
Не испугались ядринцы еще и потому, что они даже не предпринимали попытки штурмовать Слободу, хотя тын, каким она была огорожена, — не серьезное препятствие для штурмующих. Они окружили стрельцов, не имея к ним никакой злобы, по приказу сверху, и ждали, какое повеление поступит из Чебоксар. Если там примут решение перейти под руку крымского хана, примкнув к Казани, тогда, после подхода подкрепления, можно будет идти на штурм, но если решат не отделяться от Руси, чего ради тогда лить кровь? Тогда что, мятеж — ради мятежа? Чтобы лишь обратить на себя внимание Москвы и добиться большего равноправия с русскими. Добиться большего уважения хотя и к малому, но все одно — народу. А стрельцы — добрые соседи, зла не чинят, относятся с уважением. Что же на них чужую вину переваливать?
В самом деле, стрельцы не чинили обид ядринцам, жили с ними дружно, при нужде даже помогали. Совершенно бескорыстно, и они невероятно поразились, когда в одно прекрасное утро их обложили со всех сторон, как будто Слобода их — волчье логово.
Стрелецкий голова, естественно, с вопросом:
— В чем дело?
— Нам велели, мы пришли, — прозвучал странный ответ.
— Будете штурмовать?
— Нет.
— У нас мало продовольствия. Мы не просидим долго в осаде. Вынуждены будем пойти на вылазку.
— Мы доставим все нужные продукты.
Вот такой мятеж понарошку свершился в Ядрино, что весьма повеселило Богдана, и он еще раз похвалил себя, что избрал своим оружием слово, а не меч.
Серьезная обида в Ядрино была лишь на тиунов. Старейшина так и сказал:
— Шибко озоруют. Спасу нет.
Когда же ядринцам о суде над тиунами рассказал сам главный воевода, а его слова подтвердили и старейшины из Чебоксар, никто не отказался присягать русскому царю. Без особых рассуждений избрали и тех, кому присягать царю в Кремле.
Чем глубже в огибь, тем смирней народ, тем меньше времени тратилось на выяснение причин мятежа. Да, собственно говоря, он сюда даже не докатился. В Алатыре же вообще — тишина полнейшая. Подьячий Разрядного приказа, под оком которого был аресенал, и воевода городовой стражи в один голос заявили:
— Слышали, что Казань бузит, за мечи взялась татарва, но у нас тихо. Город-то населен в основном русскими. Но меры мы приняли. Стены подправили, особенно арсенальские. Он у нас что твой детинец. Провианту припасли достаточно, а огнеприпасов у нас в избытке. Выстоим, если что.
Они готовы были собрать народ для присяги государю, но не посоветовали Бельскому делать этого.
— Чего ради присягать, если они верны помазаннику Божьему? Зачем лишний раз волновать народ?
— Приму ваше слово. Подожду у вас лишь второго крыла своей рати, которая вошла в огибь по Свияге-реке.
— Слух дошел, что сеча у них случилась. Не великая, но все же.
— Плохо. Я велел словом убеждать, а не рушницами.
— Слово, оно, конечно же, весомее меча, а если невтерпеж?
— Прибудут — выяснится.
Сказать-то сказал успокоительно, но думы потяжелели: неужели ослушались? А ему так не хотелось наказывать своих подчиненных, но делать это придется, окажись они виноватыми. К счастью, они не отступили ни на шаг от воли главного воеводы.
Свияжск встретил нижегородские корабли с великой радостью. Город тоже почти весь русский с довольно крупным гарнизоном, он с тревогой ждал нападения с Нагорной стороны, где было очень неспокойно, где лилась русская кровь. Воевода Свияжска собирался послать от себя подмогу борющейся с мятежниками рати, но ему запретили это делать, объяснив тем, что ослабление Свияжска позволит мятежным казанцам более решительно влиять на луговых черемисов, а то и захватить столь важную крепость.
— Вот теперь, — приветствуя прибывшую рать, потирал руки воевода, — я смогу сходить на тот берег, намять бока мятежникам.
— Но мы здесь не останемся. Наш путь по Свияге, приводить к присяге мятежных луговиков.
— Да есть ли они там? Только, пожалуй, в Урмарах бузят. Но и там крови не пролили.
— Завернем туда. Успокоим.
Поднявшись по Свияге вверх, нашли подходящий берег, приторочились к нему и, оставив часть сил на кораблях, пошли колонной к Урмарам. На привале, когда остановились они на ночлег, на них напали. Рассчитывали, видно, захватить врасплох, но караулы обнаружили мятежников, тихо отступили к стану, а воеводы решили тоже, не поднимая шума, изготовиться к встрече. Пусть считают, что все идет у них ладно.
Мятежники, ничего не заподозрив, приближались к стану, а когда подкрались тихо почти вплотную, их встретил залп рушниц.
Пока обескураженные нападающие соображали, кинуться ли в атаку, смазать ли пятки, ударил еще один залп, а вслед за ним взметнулся весь стан и — в мечи нападающих.