Бельведер

– Не желает ли чаю испить? – спохватился губернский прокурор.

– Нет, Александр Фёдорович, – ответил Тарасов. – Уже и в поезде поспел откушать.

За этим уездный исправник и откланялся.

– Помощь вам оказана мною будет, – всё же смягчился и окликнул Тарасова Александр Фёдорович. – Ответственность частично с уездной полиции снимаю. Направлю к вам для уголовного преследования по делу столичного следователя.

– Просил бы характеристику, – заинтересовался Игнатий Васильевич.

– Целостный, практичный человек в чине капитана, – рекомендовал следователя Хлопов. – И уверяю вас, что своего нынешнего положения в обществе, чина и звания он добился прилежностью и умением. А отнюдь не сильной протекцией. Кстати, службу в нижних чинах от инфантерии проходил на Кавказе. Явил там похвальное усердие, острый ум и даже преуспел, что удивительно, по медицине! Был отмечен державными наградами и направлен в Санкт-Петербург для обучения военному медицинскому искусству, где к тому же выказал великолепную способность к аналитическому мышлению и следственному делу. Иначе был ориентирован по службе. И не ошибочно. Успешно раскрыл громкие, чудовищные злодеяния шайки лодочников у Чернышева моста. Направлен был в следственный департамент. А вот тут уже заметьте подполковник, лично мной направлен! И я не сожалею. А посему не скрою, он – человек амбициозный. В деловых сношениях, как правило, держит дистанцию. Однако надеюсь, что вы подружитесь. Кстати, в ваших краях он не чужак. И в Петергоф наведывается часто. Вроде как у Бабигонских высот похоронен его отец.

– Когда же прикажите встречать вашего следователя? – напоследок пожелал уточнить Тарасов.

– Отправлю незамедлительно, – ответил губернский прокурор. – А встречать не утруждайтесь. В этом нет никакой необходимости.

– Командировочное предписание прошу обсчитать, – Тарасов протянул генералу листок, подтверждающий растраты на поездку.

– Отметьте печатью у флигель-адъютанта Павлова. Я ему и вам фискальные дела всецело доверяю, – не глядя отмахнулся от забот личной росписью Александр Фёдорович.

Глава 5

В этот же час на втором этаже здания за номером 35 по Римского-Корсакова, в кухне при лазарете Красного Креста сёстры милосердия варили из перловой крупы кашу.

Не то, чтобы им самим нравился этот сельскохозяйственный ячменный продукт или умело состряпанное кушанье из него. Совершенно нет. Сёстры терпеть не могли за обедом постную, едва присоленную перловку и кухарили больше из принуждения, чем в радость. Перловая крупа назначалась в лазарете к обязательному употреблению в утверждённом Ея Принцессы высоким соизволением… регламенте кормления. То бишь в меню. А значит, что хочешь – не хочешь, но варить и скармливать пациентам обозначенный продукт стало уже быть обязательным. Да и самим откушивать приходилось, как говорится, в знак солидарности питаться с раненными и больными из одного котла.

Штатно назначенной стряпухи в лазарет – не получилось. Поэтому сёстры милосердия кухарили к завтраку и ужину по очереди. А к обеду – все разом.

Сегодня к обеду перловку кашеварила Вишневская. Горская в тот же час стряпала кубанский борщ.

Провернув шумовкой в котле, Вишневская отёрла передником руки и посетовала:

– Какой дьявол надоумил смотрительницу возиться с перловкой? Мало того, что добрую половину пациенты не едят – выбрасываем в отхожее. Так ещё и сварить – наплачешься. Сколь бурлит, а в потребную кашу не распаривается. И так, и сяк толки её шумовкой, она – что дробь.

– Кипятка в котёл долей, – посоветовала ей сестра Горская и уязвила: – Пропорции не соблюдаешь, Мария. Воды недостаточно. Соль в крупу – сразу, а не потом. Оттого размякнет.

– Так доливала! – вспыхнула Вишневская. – Учи уже меня.

– Не учу вовсе. А советую, – объяснилась Горская.

– Сама дело знаю, – фыркнула Вишневская. – Терпеть перловку не могу. Всем естеством ненавижу. Не варится она, проклятая.

– Ой, мне ли не понять, – согласилась Горская. – Я и в свой черёд варю perle (франц. жемчужина. здесь: перловая крупа) не в радость. А кушать такое вовсе не могу – давлюсь первой ложкой.

Однако от своего не отступилась, ущипнула напарницу:

– А что не варится у тебя – нет в том неясности. Терпеливого усердия в тебе не достаёт. Сыплешь всё разом, льёшь на глазок. Если у тебя такое и с мазями, то и не знаю к чему оно годится.

– Мази – другое, Анна. К приготовлению мазей я отношусь с почтением. А каша – она и есть каша. К тому же из этой, второго номера крупы, будь она не ладна. Чего в ней особенно полезного, как только брюхо набить? Эх, знала бы, кто надоумил сей пушечной картечью лазарет довольствовать, прибила бы поварёшкой.

– Лавр Георгиевич за прошлым кураторским посещением наказ таковой сделал, предписание смотрительнице по лазарету выдал. Та из уважения исполнила.

Услышав о Тихомирове, Вишневская как-то насторожилась, заложила растрёпанные волосы гребнем. Притихла.