Белые и синие

— Я ученик, но я прибыл, чтобы быть посвященным в пророки.

— Тогда добро пожаловать в Божий дом!

Как только были произнесены эти слова, железные петли, на которых держались двери, бесшумно подались, глухие засовы отодвинулись без скрипа, выйдя из своих скоб, и как по волшебству ворота тихо отворились.

Всадник въехал под свод, и ворота закрылись. Человек, столь неторопливо отворивший и так быстро захлопнувший их, подошел к гостю, пока тот спешивался. Приезжий оглядел его с любопытством: монах был в длинном белом одеянии картезианцев, и его лицо было скрыто под капюшоном; он взял лошадь под уздцы, очевидно искренне желая оказать всаднику услугу, а не для того, чтобы ему угодить. Между тем путешественник отвязал мешок с поклажей, достал из седельной кобуры пистолеты и засунул их за пояс, рядом с теми, что уже там были.

Он огляделся вокруг и, не видя ни проблеска света, не слыша ни звука, спросил:

— Братьев, видимо, нет?

— Они в отъезде, — сказал монах.

— Вы ждете их сегодня ночью?

— Я надеюсь, что они вернутся сегодня, но жду их только будущей ночью.

Путешественник на миг задумался. Отсутствие монахов, казалось, вызвало у него досаду.

— Я не могу поселиться в городе, — сказал он, — боюсь привлечь к себе внимание, даже если меня не узнают. Могу ли я подождать братьев здесь?

— Да, если вы дадите честное слово, что не будете пытаться отсюда выйти.

— Я его даю.

Тем временем в темноте показалась фигура другого монаха, который, по мере приближения к ним, рассеивал мрак своей белой рясой. Он, несомненно, занимал в братстве второстепенное место, ибо первый монах бросил ему поводья лошади, сказав тоном скорее приказа, чем просьбы, чтобы тот отвел ее в конюшню. Затем, протягивая руку незнакомцу, он объяснил:

— Вы понимаете, отчего мы не зажигаем света… Считается, что в монастыре никто не живет, разве что здесь обитают привидения, и свет нас бы выдал. Возьмите меня за руку и следуйте за мной.

Путешественник снял перчатку и взял монаха за руку. Это была мягкая рука, непривычная, как чувствовалось на ощупь, к трудам, лишающим ее изначальной аристократичности. При обстоятельствах, в каких оказался наш герой, важна любая деталь. Путешественнику было приятно узнать, что он имеет дело с человеком своего круга, и с этого момента он следовал за монахом с полным доверием. Пройдя по извилистым, погруженным в темноту коридорам, они вошли в ротонду, свет в которую падал сверху. Очевидно, это была трапезная монахов. Она была освещена несколькими свечами в канделябрах, подвешенных к стене. В большом камине пылал огонь; дрова были сухие и почти не дымили.

Монах предложил гостю стул со словами:

— Если брат устал — пусть он отдохнет; если брат голоден — ему сейчас подадут ужин; если брат хочет спать — его отведут в опочивальню.

— Я принимаю все это, — сказал приезжий, разминая свои изящные и в то же время крепкие руки и ноги, — стул, оттого, что устал; ужин, оттого что голоден; кровать, оттого что хочу спать. Но, с вашего позволения, дражайший брат, все это по очереди.

Он бросил свою широкополую шляпу на стол и провел рукой по своим вьющимся волосам, открыв широкий лоб; у него были красивые глаза и исполненное спокойствия лицо.

Вернулся монах, который отвел лошадь в конюшню, и на вопрос собрата ответил, что животному положили свежую солому и задали корма.

Затем, согласно полученному приказу, он расстелил на краю стола салфетку и разместил на ней бутылку вина, стакан, холодного цыпленка, паштет, а также столовый прибор — нож и вилку.

— Когда вам будет угодно приступить к трапезе, брат? — спросил монах путешественника, указывая рукой на накрытый стол.

— Сейчас же, — ответил тот.

Не вставая со стула, незнакомец придвинул его к столу и живо набросился на цыпленка, отрезав и положив себе на тарелку сначала ножку, а затем — крыло. Покончив с цыпленком, он съел немного паштета, потягивая мелкими глотками содержимое бутылки: дробя вино, как говорят гурманы. Все это время монах неподвижно стоял в нескольких шагах от него. Он не был любопытным, а приезжий хотел есть, поэтому ни один из них не произнес ни слова. Окончив трапезу, путешественник достал из кармана часы.

— Два часа, — сказал он, — нам придется еще два часа дожидаться рассвета.

Затем он обратился к монаху со словами:

— Если наши братья не вернутся этой ночью, нам следует ждать их только на следующую ночь, не так ли?

— Скорее всего, — отвечал монах. — Наши братья путешествуют днем только в случае крайней необходимости.

— Ну что ж, — сказал незнакомец, — из этих двух часов я подожду один час. Если в три часа братья не вернутся, вы проводите меня в мою комнату. До тех пор, если у вас есть дела, не церемоньтесь со мной. Вы принадлежите к ордену молчаливых, я же становлюсь речистым лишь с женщинами. Но ведь здесь их нет, не правда ли?

— Нет, — отвечал картезианец.

— Ну что ж, займитесь своими делами и предоставьте меня самому себе.