Белые искры снега

— Ну, предположим, так, — изящным жестом убрал Яр волосы со лба назад, видимо, порою даже не особо понимаю, насколько артистичными бывают его движения. Мой взгляд почему-то зафиксировал выступающую косточку на запястье, чуть ниже которой висел простой черный резиновый браслетик.

— Тогда перед кем несешь большую ответственность — перед беззащитным человеком, которого обидели, или перед теми, кто обидел, но боится наказания? — с некоторым трудом оторвала я взгляд от его руки. Теперь я смотрела прямо в светло-зеленые глаза, в которых тонуло беспокойство.

Ярослав поерзал на стуле, вытащил руки из карманов, постучал по колену, потер шею. Ситуация его не устраивала, а остатки совести настойчиво барабанили в дверь с табличкой "Центр принятия решений".

— Просто скажи, что произошло с Полиной Масловой. Ее опять доставали ваши штатные барби? — очень непедагогично назвала я учениц.

Зарецкий повеселился, услышав про барби, и соблаговолил, наконец, открыть рот:

— Ты…. Вы же более чем прекрасно понимаете, Анастасия Филипповна, что практически в каждой социальной группе есть индивиды, которые позволяют издеваться над собой? В нашей школе это не так ярко выражено, но все же имеет место быть, Анастасия Ололоевна. Полина, — тут он понизил голос, видимо, опасаясь, что Маслова сможет услышать его, — девушка нормальная, но постоять за себя не в силах. У нас нет травли, как таковой, но класс разделен на несколько частей, и та часть класса, к которой принадлежат, как вы выразились, барби, позволяет себе вольности по отношению к той части класса, к которой принадлежит Полина. Она нормальная, — вновь повторил он, медленно поглаживая большим пальцем подушечки остальных. — Умная, творческая, все такое. Но если к ней цепляются, не может постоять за себя. А я контролировать весь класс постоянно не могу, — он посмотрел на меня так сердито, как будто бы именно я виновата в том, что Зарецкий не может сдержать своих одноклассников. — И я не нянька. Я и так помогал, сколько мог.

Это звучало как оправдание.

— Ничего особенного сегодня не произошло, Анастасия Куровна, — его наглость уже зашкаливала, но я все равно оставалась спокойной, понимая, что сейчас мальчишку лучше не перебивать, иначе он мне потом ничего не расскажет. — Просто девчонки взяли дневник Полины и стали читать вслух. А она там в любви признавалась.

Я с удивлением заметила, что обычно бледные щеки парня слегка тронула розовая пудра смущения, даже шрам на скуле стал более виден.

— К тебе, что ли признавалась? — смекнула я. — А ты услышал? Полина поняла, что теперь ты знаешь обо всем и грохнулась в обморок?

Вот же подростки. И что у них за проблемы? Подумаешь, одноклассники узнали, в кого ты влюблена. Что здесь такого? Ты же не в преступлении признавалась, а в чувствах. Полина-Полина…

— А ты роковой вьюноша, Зарецкий, — хмыкнула я, про себя подумав — хорошо, что не произошло ничего действительно серьезного, драки, например. Но я недооценивала степень отчаяния Полины, для которой эта выходка ее одноклассников стала почти пригором. — Пользуешься популярностью у женского пола.

— Ну, уж не то, что некоторые, — нагло заявил он мне и добавил шепотом, явно провоцируя. — Сельд под шубой — не самое популярное блюдо. Обычно предпочитают что-то другое.

— Суши, наверное, их все любят, — с намеком предположила я, вспомнив, с каким удовольствием почти все мои знакомые и друзья поедают это японское блюдо. Я не особенно их любила, кроме того, вкус настоящих японских суши с только что выловленной рыбой сильно отличался от того, что готовили у нас. — Только, говорят, что суши не всегда можно наесться. Да и глисты в сырой рыбке бывают. Ты ведь тоже любишь суши?

— Терпеть не могу, — удивил меня парень. Судя по тому, как он скривился, суши явно не входили в список его любимых блюд.

Я ничего не успела ответить Ярославу, которого в душе успела прозвать Сушиной, потому как к нам вышла одна из медсестер.

— С девочкой все нормально, — сообщила она. — От переутомления упала в обморок да от стрессов, видимо. Нервная очень. Сидит, плачет непонятно от чего. Ох уж эти выпускники! Все с ними не так, все не то. В прошлом году девочка такую истерику устроила, грозилась из окна прыгнуть, — пожаловалась женщина в белом халате мне. — Едва успокоили. А года два назад девчонка как узнала свои баллы по ЕГЭ, так тоже хлопнулась в обморок. — Она недовольно покачала головой. — В общем, ваша ученица пока у нас побудет, отдохнет. Освобождение от уроков, естественно, напишем.

— Хорошо. — Совсем успокоившись, поднялась я с места. — Тогда мы идти можем? У нас урок идет уже пятнадцать минут.

— Идите-идите. И тебе мальчик, спасибо, что не помог, — сказала медсестра Зарецкому. Тот вяло улыбнулся и что-то вежливо ответил.

На урок мы возвращались вместе, но теперь впереди шел наш бравый рыцарь в школьной форме вместо доспехов. Если бы я на своей шкуре не ощутила вредный характер Енота, тоже думала бы, что он — хороший добрый мальчик. Как же!

— Зарецкий, — окликнула я его неподалеку от кабинета. Он молча обернулся.