Белые искры снега

"По одной из версий, Александр Блок, взяв псевдоним Брем Стокер, Блок написал одну из самых известных книг про вампиров — роман "Граф Дракула", — печатала я самозабвенно. Конечно, великий поэт не имел никакого отношения к вампирам, которые стали в наши дни безумно модными в массовой культуре. Правда, препод по истории литературы начала двадцатого века говорила, что Блок состоял в каком-то Ордене, но к вампирам он имел точно такое же отношение, как

Дописав весь этот бред, и даже почти не глядя, чем занимаются детишки в классе, я откинулась на спинку стула и позволила себе довольно улыбнуться. Степан подумал, что я улыбаюсь ему и исхитрился послать воздушный поцелуйчик. Зарецкий, в это время поднявший голову и о чем-то размышлявший, заметил это и неодобрительно покачал ею. В его глазах прямо-таки было написано глубокое, искренне отвращение.

До конца второго урока мы досидели без особых происшествий. Детишки корпели над сочинениями, время от времени пытаясь списать откуда-нибудь, а я лениво следила за ними и пыталась распланировать свой день. Интересно, во сколько часов мы вернемся с мероприятия, на которое мне нужно будет сопроводить трех человек с класса? И вообще, кто это? Если среди них окажется Зарецкий, будет не смешно. Он достал меня так, что я не видеть, не слышать его больше не желаю. Завтра проведу последний урок — открытый — в этом милом кабинете, получу от Светланы Петровны все, что нужно для подтверждения прохождения практики, и больше не вспомню школу № 8, как страшный сон.

Под конец урока от скуки я стала делать ставки сама с собой, какую из тем выберет осточертевший мне Енот Адольфыч. Тем для сочинения было несколько, и каждая из них была связана с тем или иным направлением в поэзии серебряного века.

Зарецкий сдал свою работу, когда стопочка тетрадей на краю учительского стола была совсем еще тонкой — сочинения были готовы у тех, кто либо не знал, что писать, либо у тех, кто был настолько умен, что все уже написал. Ярослав небрежно положил тетрадь, даже не взглянув на меня. А я ждала, что он хоть как-то сможет скрасить мне минуты ожидания, скажет что-нибудь веселое или, по обыкновению, глупое. Однако Принц был насуплен и чем-то недоволен. Почти сразу после него свою работу сдал и Степан Вшивков.

— Спасибо, милая, — развязно шепнул он мне. Зарецкий, который еще и пары шагов не сделал, услышал и обернулся. В его глазах читался немой укор.

— Анастасия Владимировна, — тут же добавил Степан. Я по-злодейски ухмыльнулась. Не за что, милый Вшивков.

— Все написал, Ярыч? — весело спросил Зарецкого Степа и похлопал по спине.

— Ну не три четверти. Естественно, все.

— И я почти все!

— Ребята, тихо! — повысила я голос. — Написали и выходите. Не мешайте остальным. Осталось десять минут, — известила я спешно пишущих школьников. Мое известие их не обрадовало.

Как и в случае с предыдущим одиннадцатым классом, сочинение дописывали на перемене, и последние ученики — стайка прилежных девочек — упорхнули только лишь заслышав звонок, возвещающий о новом уроке.

— До свидания! — хором сказали девчонки, убегая из класса.

— До свидания, — ответила я и потерла лоб. Первую половину порученного я сделала — провела два сочинения, отсидев четыре урока. Осталось съездить на мероприятие, и я буду свободна, как ветер. Светлана Викторовна обещала, что ко мне придет одна из завучей и все объяснит, и в ожидании этого, я стала листать работы, написанные не в толстых тетрадях по литературе с классной работой, а тоненькие, восемнадцати листовые, в линеечку, предназначенные только для сочинений. Те, кто забыл принести такую тетрадь из дома, писали свои работы на двойных листочках.

Первой, конечно же, я вытащила тетрадку Зарецкого. Сочинений с начала учебного года они написали порядочно — писали после каждого изученного произведения. Я почему-то думала, что Ярочка выберет футуризм — Маяковского, Хлебникова, Северянина. Мне казалось, что если бы Зарецкий был поэтому, он был бы таким, как автор "Облака в штанах". Ярким, громким, необычным. Однако я ошиблась. Сочинение он стал писать об акмеизме, и особенно много внимания уделил Анне Ахматовой.

К моему удивлению, у Ярослава был довольно-таки неплохой язык, да и размышлять и анализировать он, видимо, все же умел, хотя изредка делался жутким дураком. С грамматикой у него тоже все было очень хорошо, единственное, что ему не давалось в совершенстве — так это пунктуация.