Белые кони

Яшка распахнул окно. Над темным ельником взошло солнце. Воздух был до того прозрачен, что далекие сосны, конюшня, тракторы, стоящие на пустой луговине, ивы над рекой, школа с мезонином виднелись так, словно они находились рядом. На деревянных крышах сверкала, переливалась роса. Дворняги Пират и Маратко носились друг за другом по свежей лужайке, хриплым лаем оглашая деревню. Вразноголосицу грянули петухи. И вот уже со двора конюха деда Кельси, громко квохча, выскочила молоденькая курочка, а за ней молча несся здоровенный петух. Дед с палкой в руке в одном исподнем выбежал следом и с криком: «Кыш! Кыш! Петька! Дурень!» — затопотал за петухом. Курочка ткнулась в ноги старика, и тот поволок ее во двор, на чем свет стоит браня петуха.

Со двора секретаря парторганизации, чихая, кашляя, выбрасывая копны смрада и дыма, вырвалась инвалидная коляска, в которой сидел сам хозяин Степан Гаврилович Крапивин, и с грохотом понеслась по деревне.

— Пора на поля, — сказала подошедшая Ульяна и подала Яшке ковш кислого, до ломоты в зубах холодного квасу.

Замычала в конце деревни корова. Ей откликнулась другая, третья… Пастух дедко Малиновский остановился перед избой Шамаховых.

— Ульяна, выгнала корову-то?

— Выгнала.

— Значит, выгнала… — повторил дедко, поглядывая через плечо Ульяны на стол. — Ох и встренули Яшку. Век не забуду. Голова трешшит.

— Может, опохмелишься? — предложила Ульяна.

— Премного благодарен за вчерашнее, — отказался дедко, а сам так и шнырял глазами по столу.

— Подожди ужо…

Ульяна метнулась в глубину горницы, вытащила откуда-то початую бутылку, налила стопочку и подала пастуху. Дедко лихо выпил и занюхал рукавом плаща.

— Может, грибков?

— Сойдет и так. Как Христос по горлышку прокатился. Спасибочки. Премного благодарен.

— На здоровье. Не обижай, смотри, мою коровушку. Она у меня смирёная.

— Я завсегда, Ульяна, твою корову уважал. И уважать буду. Спасибочки.

Дедко отошел от окна и гулко хлестнул кнутом по земле.

Деревня проснулась.

В шесть утра около избы Шамаховых остановился председательский ГАЗ-69, который жители Старины, к большому огорчению Ивана Дмитриевича, называли пр привычке «козликом». Иван Дмитриевич зашел в горницу и весело поздоровался:

— Здорово, солдат!

— Здравствуйте, Иван Дмитрич.

Они крепко пожали друг другу руки. Председатель начал издалека. Поздравив с возвращением, он подробно расспросил о местах, где служил Яшка, о городах, в которых ему пришлось побывать, осмотрел и даже пощупал значки, покачивал головой и удивлялся, слушая рассказы парня.

— Артиллерия, — уважительно произнес Иван Дмитриевич, посмотрев на погоны. — Бог войны. Я ведь, Яша, тоже в артиллерии служил. Наводчиком.

— Какого же орудия?

— Сорокапятимиллиметрового.

— «Сорокапятки». Валялась у нас одна. В утиль сдали.

— Во время войны за этот утиль комбаты друг другу горло грызли.

Казалось, председатель никуда не торопился, такое у него было беззаботное лицо, словно у него и всего-то дел было, что точить лясы с солдатом. На самом деле Иван Дмитриевич томился нехорошими предчувствиями, припоминая стоящие в ремонте машины, проклятую шестеренку, без которой комбайнер Никола ни в какую не соглашался работать.

— Давай, Яша, съездим на поля? — предложил Иван Дмитриевич.

— Можно, — согласился Яшка.

Он сразу смекнул, что не зря так ублажает его председатель, интересуется службой, удивляется, теряет дорогое время. «Шалишь, Иван Дмитрич, — подумал про себя Яшка. — Не выгорит твое дело».

Они вышли на улицу.

— Может, за руль? — предложил председатель. — Не забыл еще машину-то?

— С ветерком? — подмигнул Яшка, садясь на шоферское место.

— Валяй.