- Кхе, извините, - сказал кто-то за моей спиной.
Я обернулся и слегка удивился: все-таки стереотипы очень сильны в нашем сознании. Я приехал на север и увидеть ожидал человека, печатью этого севера на всю жизнь отмеченного. И не угадал: девушка в рабочем комбинезоне и теплой куртке на меху, стоящая в ожидании со своим кофе, могла бы жить на моей улице в городе, настолько обычно и стандартно она выглядела.
- Разрешите к вам? - у нее был сиплый простуженный голос.
- Пожалуйста, - я подвинулся, пропуская ее за столик.
Немного неуклюже, чуть не сбив мой стакан, она устроилась, положила кулек с пончиками, сняла толстые перчатки и стала осторожно пить, обжигаясь и упорно глядя в крышку стола, словно там было что-то написано.
- Замерзли? - из вежливости поинтересовался я, заметив, как дрожат у нее руки. На среднем пальце правой блестело обручальное кольцо: вдова, огромная редкость в мире, где брак длится не больше пяти лет.
- Замерзла, - девушка кивнула. - Думала, помру на смене. Холодина какая! А титан сломался, чай давали холодный.
Я поискал на ее куртке нашивку и не нашел:
- А где трудитесь?
- В цехе металлооплетки шлангов, - буркнула она, - погрузчик вожу.
Я так давно не общался с людьми из рабочей среды, что почувствовал себя почти преступником - уже только потому, что мне не приходится сидеть на ледяном ветру за рулем автопогрузчика в цехе металлооплетки шлангов.
- Трудно, наверное?
- Ничего трудного, - девушка соизволила взглянуть на меня бесцветными северными глазами. - Летом - вообще красота. Только лето у нас коротковато, могло бы и подольше быть.
Мы помолчали. Она жевала пончики с таким видом, словно это была не еда, а промасленная ветошь. Губы у нее были под стать глазам, бледные, тонкие, а вот волосы неожиданно темные для подобной внешности, туго стянутые на затылке в хвост.
- Хороший у вас поселок, - заметил я, чтобы хоть что-нибудь сказать. - Природа красивая.
- М-да? - девушка снова на меня посмотрела. - А вы откуда?
- Издалека, сутки поездом.
- Что так? Плохо работали, что сюда загремели? - она мрачно улыбнулась. - Ну, готовьтесь, зима тут - полгода, с буранами.
В ее тоне мне послышалось легкое злорадство, и это меня почему-то задело:
- Везде люди живут. А что касается работы - так нет, я сам сюда попросился.
- Денег захотелось? Да, тут платят. Только тяжелые это деньги, полжизни за них отдадите.
- А на что мне деньги? - помимо воли я все сильнее втягивался в разговор. - Я один, у меня даже кошки нет. Жена моя брак не продлила, так что не нужны мне деньги, я по самой низкой сетке согласен работать.
Девушка грубовато засмеялась:
- Э-э, так вы - "непродленка", что ли? То-то я смотрю, вид у вас тоскливый. И правильно, мужчине без семьи очень плохо. Женщина еще как-то проживет, особенно если дети есть, а вот вашему брату - просто труба.
- Уж не жалеете ли вы меня? - я почти обиделся.
- Тьфу, жалеть вас - больше делать нечего, - она откусила очередной пончик. - Вы сами-то кого-нибудь жалеете?
- А у меня никого нет, чтобы жалеть, - я развел руками.
- Слушай, - девушка неожиданно заговорила мягко и по-дружески, - а тебе сколько лет?
- Двадцать два.
- У-у, совсем молодой. И чем ты своей жене не угодил?.. А кем служишь-то?
- Бухгалтером, - от моей должности совсем недавно отклеилось словечко "младший", и я страшно этим гордился.
- Здорово, - кивнула девушка. - Меня зовут Тоня. А тебя?
- Эрик.
- Сразу видно городского! - она рассмеялась, показав во рту две металлические коронки. - Любят у вас всякие имена придумывать!.. А хочешь, подружимся? Тебе-то все равно, ты человек свободный, а у меня муж умер, даже, веришь, потрепаться бывает не с кем.
Мне так остро не хватало семьи, что любой человек, даже эта Тоня, мог скрасить бесконечную тоску, и я кивнул:
- А почему бы и нет.
Ей недавно исполнился двадцать один год, хотя на вид я дал бы больше: злые северные ветры уже слегка состарили кожу у нее на лице, а какие-то неведомые несчастья сделали глаза злыми. И все же - что-то в ней было, какой-то темный знак вопроса, похожий на изогнутый волосок, приставший к чистому стеклу. Вроде все понятно, но наткнешься на гримаску, зацепишься чутким слухом за случайное слово - и опять вопрос.
Мы пошли в кино, в единственный на весь поселок клуб, где крутили фильм, уже виденный мной больше года назад. Мне нравятся картины про любовь, наверное, потому, что все они счастливо кончаются, все в них красиво и до боли непохоже на реальную жизнь, ранящую душу острыми когтями.
- Бредятина, - сердито сказала Тоня, стоило зажечься свету в зале. - Так не бывает.
- Так ведь кино - это искусство, - я поймал себя на том, что снисходительно улыбаюсь. - Оно и не должно показывать, как бывает. Оно показывает, как все д о л ж н о быть.
- Ты еще скажи, что кино - лучший пропагандист и просветитель, - девушка уже пробиралась по проходу к дверям, таща меня за рукав, как собачку за ошейник. - Там, в вестибюле, такой лозунг висит. Скажи, скажи. Люблю, когда речи толкают - забавно слушать.
Я пожал плечами:
- Не понимаю, что плохого тебе сделали лозунги. Придумай лучше, если можешь.