Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

Эта женщина, наверное, осталась единственным близким мне человеком, словно опровергая собой идею о том, что между двумя людьми разного пола невозможна настоящая дружба. Она была мне именно другом, преданным, ласковым, все понимающим - таким, о котором мечтает, пожалуй, любой. И все-таки - я еще не отчаялся найти кого-то, кто однажды скажет: "Я тебя люблю", и это на самом деле будет любовь...

...А потом я, который сроду ничего не крал, неожиданно стащил куртку в магазине промышленных товаров. Но сначала, за две недели до этого события, в дверь моей квартиры прерывисто позвонили - если не ошибаюсь, это было часа в два ночи, в сильную вьюгу.

Я крепко спал возле газовой печки, и снилось мне что-то хорошее, теплое, похожее на ощущение от Ласкиной шерсти или от мягких волос моей дочери - неважно, просто это было - счастье. Тревожное повизгивание звонка оборвало сказку и вернуло меня в темную ночь, полную завываний ветра и снега, бьющегося в стекло.

Зевая и натыкаясь на углы, я добрался до двери, выглянул в глазок и увидел в свете старомодной угольной лампочки закутанную фигуру пожилого мужчины в надвинутой до самых глаз черной вязаной шапке.

- Кто там? - хрипло со сна спросил я, надеясь, что этот странный человек просто ошибся дверью.

- Эрик, это ты, что ли, хрипишь? - голос его показался мне очень знакомым. - Открывай, это я, Егор.

- Егор?.. - распахнув дверь, я всмотрелся в его морщинистое лицо. - Зиманский Егор?..

- Ну, ты даешь! - он шагнул через порог, обдавая меня снежным холодом, и захохотал. - А вот тебя время не берет, черта этакого! Что, не узнаешь?

Я узнал, хотя и не мог поверить в это: неужели Зиманский?.. Он сорвал шапку, и я увидел у него обширную плешь, покрытую мелкими родинками, словно веснушками. Лицо тоже сильно износилось, и мы теперь совсем не производили впечатления людей с пятнадцатилетней разницей в возрасте: я все еще выглядел очень молодым и вызывал материнские чувства у сорокалетних женщин.

- Ну, Эрик! - Зиманский повернул меня к свету. - Ну, привет... братишка.

С собой он принес большой туристический рюкзак с потертыми лямками и туго затянутыми ремнями и с облегчением поставил его на пол в прихожей. Я, все еще крайне озадаченный, пошел ставить чайник, а Зиманский уселся разбирать вещи и кричал мне через всю квартиру:

- Я Хилю видел! Да-да, серьезно. А она здорово пострашнела, на мать похожа становится. Толстая, переваливается, как утка... Немного ты потерял! Слышишь меня?

- Слышу, слышу, - я тоже видел бывшую жену, но не считал, что она выглядит так уж плохо. - Ты варенье будешь? Наша машинистка меня угостила, апельсиновое.

- А-а, это та, которая тебя усыновила, в конторе? Как она, родила?

- Да, у нее мальчик - тоже Эрик.

- Ну, надо же! - захохотал Зиманский. - Это любовь!

- Все бы тебе издеваться, - я вернулся и стал смотреть, как он раскладывает по полу какие-то сшивки топографических карт, плотные бумажные пакеты, пачки фотографий, топорик, моток электрического шнура, фонарь, несколько теплых свитеров, "кошку" с тросиком, монтировку. Руки у него загрубели и были содраны на костяшках, словно ему пришлось с кем-то драться. А глаза меня просто поразили - они горели лихорадочным, почти сумасшедшим огнем, способным, кажется, поджечь все вокруг.

- Эрик, - он поймал мой взгляд, - а я тебя не стесню, если поживу какое-то время? Мне, видишь ли, пока некуда деться...

- Ради Бога, - я присел рядом с ним на корточки и взял в руки сложенную карту. - Что это?

- Это... - Зиманский посмотрел и усмехнулся, - это планета Земля. Планета, которой не существует. Сам не знаю, для чего я ее взял, мне эта карта и не нужна.

Я расстелил на досках пола огромное, закатанное в целлофан полотно:

- Какие-то части... Острова, что ли?

- Материки, - он весело засмеялся. - Ты все такой же дремучий и дикий. У вас, конечно, своя география, но нельзя же не знать, что на нашей планете...

- Погоди! - невольно перебил я. - А твое письмо? Зачем ты это опять - "у вас", "у нас"...

- А письмо - это просто так, - Зиманский посерьезнел. - Уж больно Хиля рвалась мир посмотреть, вот я и решил ее остудить немного. Боялся, дел натворит, потом не выкрутишься. Знаешь, Эрик, она ведь не побоялась бы тебя бросить, лишь бы увидеть место, где существует телевидение. Нашла, тоже мне, диковинку...

- Ну, она меня и так бросила, - я все еще разглядывал карту. - А где наша страна?

- Во-от тут, - он очертил пальцем небольшой участок материка с полукруглым словом "Евразия". - Значительная территория. Соседние страны гораздо меньше.

Я не верил ни одному его слову, но слушать было занятно.

- А вот тут - мы, - Зиманский обвел еще один участок. - Видишь, как интересно? На первый взгляд выходит, что наши границы заходят друг за друга. Но это - не границы в обычном понимании, тут совсем другое... Карта старая, семидесятого года, по ней не видно, как все обстоит на самом деле. Тогда вас вообще не наносили, считалось как бы, что вас и в природе нет.

Засвистел чайник.